Если бы Дейл мог коротко описать свой первый месяц службы в Бюро, он бы назвал его месяцем бесконечной бумажной волокиты.
Но Дейл Купер не умел описывать что-либо коротко. Он не знал точно, сколько именно километров магнитофонной пленки он успел извести к своим двадцати трем годам, проговаривая вслух [почти] каждую минуту своей жизни, но порой, когда Куп задумывался об этом, ему казалось, что длины всей использованной пленки хватит на то, чтобы опоясать земной шар как минимум два раза.

Бумажной волокиты было много. Первое время единственное, что делал Дейл – пытался продраться сквозь горы бумаг, которые оставил его предшественник. Купер так и не узнал, кто именно сидел за его столом раньше, но по царящему бумажному хаосу мог с определенной долей уверенности сказать, что тот не особо заморачивался хоть с какой-нибудь маломальской сортировкой документов.
Честер Дезмонд, назначенный в Бюро на неделю раньше, чем Дейл, увидев его отчаянные попытки создать на рабочем столе хоть какое-то подобие порядка, невозмутимо заявил, что не стал вообще ничего разбирать, а просто отнес все ненужные бумажки в архив – «ведь если они столько времени провалялись на столе, значит, не особо-то в них и была нужда». На что Дейл ответил ему взглядом, одновременно выражающим непонимание и ужас, потому как совершенно не представлял, как можно так безответственно относиться к, вообще-то, важным документам (и неважно, что бОльшая часть из них в конечном итоге отправилась в мусорное ведро, ибо не несла никакой ценности). Честер лишь пожал плечами в ответ на это и удалился куда-то по своим делам, оставляя Дейла и дальше сражаться с порождением бюрократического монстра в виде кип бесконечных бумаг разной степени ценности и важности.

Сам Купер принимал эту неизбежную данность по-философски спокойно, считая ту неким испытанием перед тем, как полностью окунуться в вершение правосудия и справедливости. Благо вскоре к нему приставили секретаршу Дайану, а с ней все это дело пошло значительно быстрее.
Дайана вообще оказалась полезной и незаменимой, потому и неудивительно, что впоследствии Дейл начал обращаться в своих диктофонных записях именно к ней, даже если те и не относились непосредственно к работе – и не только потому, что именно Дайана эти записи потом и расшифровывала, но и потому, что Купер таким образом ощущал некую моральную поддержку со стороны человека с такой развитой интуицией.
Дайана была именно таким человеком.

А потом было дело о похищении ребенка в маленьком городке Перрисвилль – первое дело Купера. И хоть оно и закончилось вполне себе благополучно – малышка Крис Роу была в итоге найдена, а ее похитители понесли свое заслуженное наказание – однако успешное завершение дела не принесло Дейлу удовлетворения.

Опустошенность – именно так можно было описать его состояние после. А в памяти еще долгое время был свеж образ испуганной изнуренной девочки, которую похитители в буквальном смысле держали на цепи, словно какое-то животное.
И пускай весь первоначальный флер постепенно развеялся, оставив после себя горьковатое послевкусие, но, тем не менее, вместе со всем этим в Дейле проснулось еще более сильное желание бороться с преступностью. И одновременно с этим желанием пришло и понимание того, что зло – это некая неизбежная данность, которую порой невозможно постичь умом. И остается лишь бороться с ним – всеми возможными способами.

После своего первого дела Купер окончательно уверился в том, что выбрал правильный путь.

-х-

Кофе отдавал каким-то кисловатым привкусом, но Дейл продолжал его пить уже, скорее, по инерции, попутно краешком сознания думая о том, каким нужно обладать талантом, чтобы умудриться настолько сильно испортить кофе. Остальная же его часть вот уже второй час была занята составлением отчета – и пусть этой самой пресловутой бумажной волокиты стало в разы меньше, но, тем не менее, написание отчетов было неотъемлемой частью повседневной рабочей рутины любого агента ФБР.
В этот раз пришлось засидеться подольше – и хоть Куперу казалось, что жизнь в Бюро не замирает ни на секунду, но людей, по сравнению с дневными часами было куда меньше.
Дейл как раз направлялся к кабинету Гордона Коула, чтобы оставить на столе его секретаря папку с отчетом, однако где-то на полпути, плутая по коридорам, внимание Купера привлекли голоса, доносившиеся со стороны лаборатории. Точнее, голос – один, но даже с такого расстояния в нем чувствовались концентрированные нотки раздражения и неприкрытой злости, которых бы хватило как минимум человек на пять; тот словно бы кого-то отчитывал, да так, что едва ли не сотрясались стены.

Дейл не знал, почему в тот момент просто не отправился дальше по своим делам, а вместо этого решил посмотреть, что же там происходит. И если бы кто-нибудь в этот момент так же прогуливался по коридорам Бюро и случайно бы наткнулся на Купера, тот этот кто-нибудь очень бы удивился, обнаружив того, заглядывающим за угол и пытающимся рассмотреть кого-то в той части коридора.
Но, благо, в это время уже почти никого не было.

Их было двое, и Дейлу практически сразу стало понятно, что к чему – оба были в белых халатах, но голос только одного из них эхом прокатывался по коридору. Казалось, что тот может звучать еще громче и напористее, но было видно, что агент с явным трудом, но сдерживался, чтобы не обрушить весь свой гнев на лаборанта, который уже не знал, куда от всего этого деться.
Первое, на что обратил внимание Купер – голос этого самого агента, который, несмотря на попытки того сдержаться, переливался оттенкам эмоций. Сарказм, злость, раздражение – все это было ярко выражено и каким-то странным образом лишь сильнее привлекало, нежели чем отталкивало. Хотя, будь сам Дейл на месте его провинившегося подопечного, то вряд ли бы так сказал.
Лицо его тоже, несмотря на явные попытки сохранить самообладание, красноречиво описывало всю гамму эмоций. В особенности взгляд – в буквальном смысле просверливающий насквозь и одновременно пригвождающий на месте.

Что же привлекало внимание особенно сильно – что именно агент говорил и какие выражения употреблял.
Признаться, до этого момента Дейл не встречал человека, который бы с такой филигранностью владел словесными оборотами и имел способность унизить кого бы то ни было, не используя практически ни одного известного в природе бранного слова. Это впечатляло. Хотя, по выражению лица агента Розенфельта (кажется, именно так к нему обратился пару раз несчастный лаборант) ясно читалось – еще немного, и в ход пойдут выражения позабористее. И тогда уж точно никому не спастись.

Инстинкты вовремя подсказали Дейлу, что лучше бы ему поскорее скрыться, а иначе он бы непременно попал под горячую руку, если бы его вдруг заметили.
Однако для Купера этот случай не прошел бесследно.

Едва услышав это имя, Дайана тотчас же изменилась в лице, а ее поджавшиеся губы говорили лучше всяких слов, вызвав тем самым у Дейла еще больший интерес. Об агенте Розенфилде девушка рассказала немного, но даже и этого оказалось достаточно, чтобы понять – он тот еще фрукт, но, не смотря на это, отличный специалист в своем деле, и не приведи господь, Дейл, вломиться к нему в лабораторию без его ведома или когда он весь в работе.

Последнюю часть Купер благополучно пропустил мимо ушей.
Потому что именно это он и сделал – вломился к нему в лабораторию, не особо задумываясь о том, что тот, возможно, может быть смертельно занят. Вломился после того, как тщательно изучил несколько его отчетов, которые Дайана любезно достала по его просьбе.
И хоть сферы их деятельности несколько разнились – Альберт, как-никак, был патологоанатомом – но профессионал в любом случае является профессионалом, и совершенно не важно, в какой области тот работает. А профессионализм и знание своего дела сквозили в каждой букве, с лихвой выдавая скрупулезность и серьезный подход к составлению подобного рода отчетов. Вдобавок ко всему прочему сам Гордон Коул в ответ на вопрос Дейла об агенте Розенфилде высказался о нем более чем лестно, перед этим, правда, сперва не разобрав, что Купер сказал – тот пока все еще не мог привыкнуть к тому, что к шефу регионального бюро нужно обращаться на повышенных децибелах.

Дейл застал Альберта в тот момент, когда он как раз занимался вскрытием – Купер понял это лишь спустя секунд десять. На мгновение скосив взгляд вниз и наткнувшись на внутренности когда-то живого человека, он чисто рефлекторно сглотнул, а затем, как ни в чем ни бывало, обратился к Розенфилду, попутно на радостях перепутав его фамилию.

– Что бы ты ни говорила, Дайана, но могу сказать тебе с определенной долей вероятности, что знакомство с агентом Розенфилдом – Ро-зен-филд – прошло намного лучше, чем ты предсказывала ранее, хоть оно и было коротким и несколько скомканным. Все же склонен думать, что ты относишься к нему несколько предвзято – мне же отчего-то кажется, что у нас, определенно, получится в дальнейшем сработаться. По крайней мере, Альберт производит впечатление человека, который подходит к своим обязанностям с большой ответственностью. Что же касается его личных качеств, на почве которых вы с ним, судя по всему, и не сошлись… За эти пару минут, что я провел у него в лаборатории, я все же почувствовал некоторое раздражение, направленное в свою сторону, но, по большей части, то было, скорее всего, вызвано ярко выраженной усталостью, которая безошибочно читалась на лице агента Розенфилда. Что неудивительно – я как раз застал его за работой. И кстати, Дайана, тебе все же стоит пересилить себя и побороть этот иррациональный страх перед видом трупов. В конце концов, мертвецы это совершенно не то, чего нужно опасаться в этой жизни. Есть вещи намного пострашнее и которые реально могут каким-либо образом навредить.

Дейл щелкнул кнопкой диктофона, сунул тот в карман и опустил взгляд на кофеварку, возле которой и стоял все то время, пока записывал свой короткий монолог. Было довольно сомнительно, что качество местного кофе могло хоть сколько-нибудь измениться – даже несмотря на то, что Купер уже просил Дайану отправить докладную в отдел закупок по поводу кофе, которым снабжают Бюро. Вряд ли такие дела решаются быстро – тем более, в масштабах Бюро значимость этой проблемы занимала одно из последних мест.
Налив все же кофе в свою новоприобретенную кружку с эмблемой ФБР, Дейл сделал небольшой глоток на пробу и почти тут же сморщился, досадно нахмурившись.
Кофе «3 в 1» из пакетика было бы на вкус намного лучше.

Подпись автора

empty, empty, empty; silent, silent, silent. the room was a shell, singing of what was before time was; a vase stood in the heart of the house, alabaster, smooth, cold, holding the still, distilled essence of emptiness, silence. ^♢^

С каждым очередным глотком желание Дейла незаметно вылить остатки кофе в ближайший горшок с цветком только лишь крепло. Однако, с другой стороны, несчастный спатифиллум, ютившийся возле кофеварки, определенно, не заслуживал подобной участи. Да и мало ли, как мог подействовать напиток на жизнедеятельность цветка, а губить тот зазря как-то не хотелось. И потому Дейл с сочувствием и некоторой досадой покосился в сторону растения и по инерции сделал глоток, чуть поморщившись.
А затем Куперу вдруг пришло в голову, что, возможно, гадкий кофе это тоже своего рода какое-то испытание и некий способ поддерживать в агентах боевой дух. В таком случае того, кто придумал все это, едва ли можно было назвать милосердным и рациональным человеком – ведь поддерживать этот самый боевой дух можно совершенно разными способами, не прибегая к таким радикальным методам.
В конечном итоге Дейл понял, что бессмысленно искать оправдание премерзкому вкусу кофе – тот был просто ужасным, и с этим фактом пришлось смириться скрепя сердце.

За всеми этими мыслями Купер не сразу заметил, что в комнате появился кто-то еще – и только когда где-то на периферии зрения замаячил чей-то белый халат, Дейл обратил внимание на вошедшего.
Агент Розенфилд.
Было очевидно, зачем тот пришел, и Дейл с огромным трудом подавил в себе желание броситься грудью на амбразуру и перегородить путь Альберта к кофеварке – потому что пить такой кофе это явное преступление против вкуса. Однако Купер каким-то волшебным образом сдержался от подобного, просто молча пронаблюдав за тем, как агент подошел к кофеварке и, налив себе кофе, отошел в сторону.

В голове Дейла возникла вдруг мимолетная мысль, что, возможно, с его вкусовыми рецепторами произошло что-то не то, но ее он отбросил почти моментально. К своим почти двадцати четырем годам Купер успел перепробовать кофе самой разной степени качества, и он мог с уверенностью сказать, что кофе, который ему довелось попробовать здесь, в Бюро, находился в пятерке самых худших – и в данный момент претендовал на первое место в этом своеобразном хит-параде.
Внутри Дейла теплилась смутная надежда на то, что, возможно, так считает не только он – и потому Купер во все глаза воззрился на Розенфилда, регистрируя малейшие изменения в его мимике, как только тот сделал первый глоток.
Но ничего не произошло – Альберт пил этот кофе так, будто бы тот не был самым гадким кофе в истории человечества, и Дейл невольно поморщился чуть сильнее, выражая всем своим видом непереносимую муку и досаду.

Судя по всему, это не прошло мимо внимания Розенфилда – на краткое мгновение они пересеклись взглядами, и Альберт, в конце концов, решил поинтересоваться, в чем дело.
В ответ на это Дейл на секунду опустил глаза вниз, глядя на остатки кофе в своей кружке, а затем вновь посмотрел на агента, вложив в свои слова, казалось, все отчаяние этого мира, надеясь, что хотя бы это возымеет должный эффект:
– Альберт, этот кофе гадок.

Купер постарался произнести это более или менее сдержанно, однако последнее слово отражало всю суть испытываемой досады и ужаса от того, что ужасность этого кофе видит только он сам.
Однако Розенфилд ответил на это едким смешком, продолжая пить как ни в чем ни бывало. Дейл лишь вздохнул и все же отставил кружку в сторону, так и не решившись допить остатки. Что-то ему подсказывало, что остывшим это было бы на вкус куда более жутким.

А затем от Альберта последовала странная реплика про приглашение на кофе – Купер удивленно вздернул брови, глядя на агента, и чуть было не ответил на автомате: «А вы что, собирались меня пригласить?», однако вовремя себя остановил.
А уже в следующую секунду Розенфилд обратил на него взгляд, от которого волоски на затылке слегка встали дыбом. Тот словно бы пригвождал на месте и не давал отвести свой собственный взгляд – а затем Альберт начал разъяснять, кратко и по делу, раз и навсегда давая понять, что стоит зарубить себе на носу, а что не стоит делать ни при каких обстоятельствах.
Дейл чуть нахмурился, как-то разом обратив все свое имеющееся в арсенале внимание, и невольно даже как-то выпрямился, расправляя плечи.

– Альберт, я никоим образом не собирался препятствовать вашей работе или пытаться устанавливать какие-то свои правила, – произнес Дейл, опершись руками о столешницу позади себя, глядя на Розенфилда так же открыто и внимательно, как и тот смотрел на него до этого. – Я прекрасно понимаю, что все, что так или иначе касается изучения тел, находится исключительно в вашей компетенции. Я в этом всем сведущ не настолько хорошо как вы, поэтому даже не и собирался лезть в ваш монастырь со своим уставом, – продолжил он, а затем шагнул к агенту, слегка сокращая расстояние между ними. – Однако… Вы же должны понимать, что для продуктивной и плодотворной работы нам обоим, возможно, придется пойти на какие-либо обоюдные уступки – я не исключаю и подобный вариант. Так или иначе, но все мы, в конечном итоге, преследуем одну и ту же цель… Поэтому я искренне надеюсь, что нам удастся сработаться, – улыбнувшись, произнес Купер, а затем добавил: – И да, можно просто Дейл. А насчет кофе… Поверьте мне, он мог бы быть гора-а-аздо лучше.

Подпись автора

empty, empty, empty; silent, silent, silent. the room was a shell, singing of what was before time was; a vase stood in the heart of the house, alabaster, smooth, cold, holding the still, distilled essence of emptiness, silence. ^♢^

Дейл молча выслушал слова Альберта и потом так же молча проследил взглядом за тем, как тот удалился из комнаты отдыха – и казалось, что даже его белый халат слегка развевался в той же самой немного раздраженной и нервной манере, с которой до этого сам Розенфилд говорил с Купером.
На самом деле, Дейл вполне мог ответить ему. Мог начать спорить и препираться, как, наверное, поступил бы на его месте любой – но что-то ему подсказывало, что сейчас для этого явно было не совсем подходящее время. Да и, скорее всего, в случае с агентом Розенфилдом такой подход вообще был полностью исключен, потому как ни к чему продуктивному в любом случае бы не привел. Он мог бы подобрать самые отборные и блестящие аргументы, но те бы все равно, так или иначе, сокрушительно разбились об айсберг враждебности и сарказма, которым сейчас являлся агент Розенфилд, и все это было бы совершенно бесполезно.

Бесполезно было бы начать доказывать, что он даже на долю секунды не думал о том, чтобы каким-либо образом недооценить работу и труд патологоанатома; что сам он совершенно ничего из себя не строил.
Так же, как бесполезно было рассчитывать на то, что сегодня просто звезды встали как-то не так, а Луна встала в оппозицию к Марсу – и именно поэтому у Альберта Розенфилда такое скверное настроение. В случае с ним нужен был абсолютно иной подход, и, если Дейл хотел работать с ним бок о бок без проблем и разногласий, необходимо было этот самый подход найти.

До просто Дейла надо еще доработать – все еще звучало у Купера в голове отголосками едва слышного эха.
Он вздохнул и скрестил руки на груди, скашивая задумчивый взгляд в сторону спатифиллума. А затем, спохватившись от внезапно пришедший в голову мысли, Дейл вытащил из кармана диктофон, тут же нажимая на кнопку записи.

– Дайана, нас с тобой только что назвали – цитирую – той еще парочкой. И пусть это было сказано в контексте не слишком радужного разговора – да, ты правильно поняла, именно с агентом Розенфилдом – я все же склонен думать, что отчасти это стоит воспринимать как комплимент. Я считаю, что мы действительно отлично сработались. Но то ли еще будет, Дайана.

-х-

Дейлу снится земля. Груды земли, рассыпанной под ногами – даже запах стоит такой характерный, сырой, почти тошнотворный. В какой-то момент ему начинает казаться, что он даже чувствует, как она начинает противно поскрипывать у него на зубах.
А потом Дейл внезапно понимает – эта земля могильная. Осознание иррациональное и ничем не подкрепленное, но это же чертов сон, как еще тут может быть? А затем, делая очередной шаг в этом вязком неопределенном безвременье, находящемся в абсолютном беспространстве, Купер чувствует, как что-то вцепляется ему в штанину, и рефлекторно дергается в сторону, тут же глядя себе под ноги.
И замечает руку, тянущуюся к нему из-под земли. Женскую руку с серебрянным кольцом, надетым на безымянный палец.

Дейл проснулся резко, едва ли не подскочив на кровати – и на какую-то долю секунды его накрыло оглушающей и удушающей паникой, сравнимой с приступом астмы. Потому что ему вдруг показалось, что вокруг него, по всей постели, разбросана все та же земля.
Но это оказались лишь причудливо легшие тени веток деревьев за окном.

А когда Гордон Коул вызвал его к себе в кабинет на следующий день, какой-то частичкой своего сознания Купер уже знал, зачем.
Что-то произошло. С самого утра это ощущалось абсолютно во всем – в бульканье кулера, в гудении кофеварки, в том, как Дайана щелкала ручкой, делая пометки в своих записях. Ощущалось так остро, что Дейлу казалось, что его голова не выдержит такого напряжения и вот-вот лопнет.
Поэтому, когда все, наконец, стало известно, и Купер вышел из кабинета Гордона, он вдруг почувствовал, что ему как будто бы стало немного легче.
Как будто бы.
Потому что, на самом деле, не стало.

Это чувство тревоги усиливалось с каждой секундой, по мере того, как он с еще несколько агентами все ближе подъезжали к месту преступления. Оно зудело в затылке, посылая вдоль позвоночника волны противных липких мурашек и заставляя то и дело зябко передергивать плечами.
То не было страхом – скорее, тревожным предчувствием, от которого никак невозможно было отделаться.

И оно едва ли не завизжало ему в уши, когда они все спустились в подвал многоквартирного дома, что находился на самом отшибе города и планировался пойти под снос.
Потому что Дейл почувствовал это – сырой и влажный запах земли, который в первые же секунды едва ли не облепил легкие изнутри, делая каждый очередной вдох труднее предыдущего.

И в тот момент, когда Купер разглядел в болезненном свете прожекторов женскую руку, торчащую из-под земли, и увидел отблеск серебряного кольца на безымянном пальце, его словно бы на мгновение оглушило.

Он уже ощущал подобное – пять лет назад, в Хаверфорде.
Дейл до сих пор не мог объяснить, почему, возвращаясь поздно вечером с прогулки с однокурсниками, он вдруг решил преследовать того мужчину. Словно бы какой-то радар внутри него отчаянно говорил ему о том, что с ним что-то не так.
Один раз он потерял его из виду.
А потом обнаружил ее.
Зарезанную девушку – не было никаких сомнений в том, что она стала жертвой именно того мужчины. Но на тот момент Дейл только и мог, что молча наблюдать за тем, как под ее телом медленно растекается лужа крови.
Тогда во всем этом он почувствовал что-то нечеловеческое. И пусть Купер и был в шоке, но ощущение присутствия убийцы в непосредственной близости было настолько явственным и реальным, как и дрожь в его руках. В тот момент, казалось Дейлу, убийца с легкостью мог сделать его своей второй жертвой.
Но не сделал.
А ту девушку он до сих пор периодически видит в своих снах.

Почти то же самое Дейл ощутил и сейчас. Почти. Всего лишь на пару секунд, но так ярко и внезапно, что на мгновение перехватило дыхание.
Почти – потому что сейчас убийца совершенно точно никак не мог присутствовать поблизости, и это Купер ощущал всем своим нутром.
Тогда что? Тела?..

Он помнил, как осматривал место преступления. Даже, кажется, что-то записал на диктофон для Дайаны (или скорее для себя?).
Помнил, как, наконец, вылез на поверхность – и свежий воздух едва ли не заставил закашляться.
Голова гудела – настолько, что все окружающие звуки доносились как будто бы сквозь толстый слой ваты. С полминуты Дейл стоял, опустив взгляд себе под ноги, однако вскоре шорох подъехавшей машины заставил его рефлекторно обратить взгляд в ту стороны.
Он видел, как из машины вышли несколько человек – группа судмедэкспертов во главе с Альбертом Розенфилдом.
Дейл видел, как тот приближался к спуску в подвал – глядел на него во все глаза, словно пытаясь тем самым сказать что-то. И когда агент, наконец, снял солнцезащитные очки, в которых он был до этого, их взгляды на мгновение пересеклись.
Купер надеялся, что этим коротким взглядом ему удалось сказать. Дать понять – хотя бы на одну микроскопическую долю секунды.

С ними что-то не так.

Подпись автора

empty, empty, empty; silent, silent, silent. the room was a shell, singing of what was before time was; a vase stood in the heart of the house, alabaster, smooth, cold, holding the still, distilled essence of emptiness, silence. ^♢^