он просыпается после прерывистого, недолгого сна, и смотрит вверх до момента когда зазвонит будильник — обычно это происходит быстрее, стены сжимаются кругом, высокие потолки опускаются чтобы продавить, впечатывают в простыни; казалось бы, должен остаться едва различимый, алый и влажный след, но когда николай поднимается, то постель сухая и чистая, будто он не лежал здесь три монотонных часа, глаза не краснели, закрывались не по его воле, устав от постоянного, нервного моргания, не раздражалась слизистая. он чувствует себя лопнувшей под огромным давлением рыбой, не настолько глубоководной, чтобы выносить всё, что навалилось; скоро, думает николай, разглядывая себя в зеркало, произойдёт внешняя деформация, это случится неизбежно, чтобы он смог выживать под этой водой и под этим потолком. расплющится тело, наружу проклюнутся иголки, шипы и щупальца, чёрные остатки малой науки дарклинга, которую не изучают такие, как николай. она пойдёт носом, хлынет ртом, испачкает потолки, двери и стены, может тогда остальные увидят, заметят, сделают с этим что-то — у него не выходит.

он умывается бегло, одевается так же, заворачивается в тёплый футер толстовки — систему отопления обоих дворцов модернизируют уже почти год, бегают туда-сюда суетливые мастера-отказники, за ними следом инферны и прочники, но в коридорах всё ещё холодно, в просторные спальни в самом начале весны забирается сквозняк, хочется вырваться в небольшую квартиру где всегда тепло, взять облепихового чаю и свежей выпечки в кофейне на первом этаже, возможно поехать не одному, а с алиной, выспаться и отогреться. музейным экспонатом в ос альте простаивает зимняя царская резиденция, в вечернем неоновом блеске её укутывает проводами, николай даже заходить туда не хочет — помещение сыреет, обваливается по краям черепица, у самого входа пахнет кремом для рук, которым пользовалась мама, садовники неловко пытаются поддерживать зарастающий сорняками и плющом порядок, дворец теперь будто поместье из старой сказки, где обязательно должна жить злая колдунья.

николай ищет женю по мягкому, но хорошо ощутимому следу, проходит мимо садов и теплиц, за каждое растение цепляется взглядом, вспоминает, как давид говорил о растительных алкалоидах — он смотрит на колючие сливы и улыбающиеся губами испускающих последний вдох жертв орехи, снотворные алые маки и одомашненные, пурпурные наперстянки, играет сам с собой в «угадай»: от какого цветка, семени, экстракта, выцеженного из корня, досталось его отцу? насколько мягким было касание, приятным — поцелуй, бывает ли приятным взятое силой; как она наносила яд — перед встречей, или отлучалась в уборную, как защитила руки, где хранила, который из кармашков крохотной вечерней сумки пах скорой смертью, постепенным отказом конечностей, сдавило ли отца так же, как его самого под утренним потолком, случались ли на рассвете судороги, болела ли голова, чудился ли повсюду серный запах, слышал ли он шёпот, смех, хлопки.

— читал что колокольчики вечно склонены вниз потому что так им кланялись фейри, — он входит в женин кабинет, оповестив её коротким, отрывистым стуком. — видела когда-нибудь фей?

о них тоже нет ни одной красивой или доброй легенды — сплошные кражи детей, убийства болезненных и хилых подкидышей, у которых сердца из листьев, а вместо рук ветви, брось такого в огонь и он сгорит, вспыхнет, как вспыхнула бы сухая деревяшка. николай улыбается жене — наверное, однажды настоящего ланцова так и подменили, прямо в колыбели, и родителям достался николай; стоит ещё раз сходить к врачу, удостовериться, что в груди вообще есть сердце, что мать убедилась: ребёнок из плоти и крови, быстро не сгорит, не завизжит пронзительно и тоненько, как не умеют визжать люди.

— как твои успехи? алина говорила, ты тут днями просиживаешь, — комната уютная, светлая, чистая, и в ней даже почти тепло. — визит дружеский, а не официальный, — на всякий случай он машет рукой, отсекая потенциальную возможность в церемонии.
женя сафина варит новые яды? учится латать раны? до неузнаваемости изменять лица?

от изувеченного лица напротив он отводит взгляд — солнце показывается из-за туч всего на мгновение, и хочется поймать момент.

Отредактировано Persephone (2023-08-13 18:41:17)

Подпись автора

[indent]  [indent] [indent]  зачем ты пришёл в этот каменный сад

улыбка намертво приклеивается к лицу, не выйдет ни стереть наждачкой, ни соскоблить ножом, сколько другие не пытаются, в детстве николай выдаёт такие улыбки без репетиций, упражняется сразу на частых и незапланированных выступлениях, устроенных родителями спектаклях, светских раутах, перед пришедшими домой гостями — мать становится приветливой незнакомкой, ласково треплющей его волосы, говорит принеси нам, пожалуйста, сок из бара, солнышко, и спектакль обрывается едва начавшись, потому что николай не может поверить, что это обращаются к нему. когда гости уходят, поздней ночью, всё встаёт на свои места, никто больше не улыбается и не нежничает, мать засматривается на что-то поверх него двумя сероватыми льдинками, василий засыпает раньше положенного, отец раздражается от каждой детали, грязной посуды, убранной слугами невовремя, крошек от пересохших на открытой веранде вафлей, играющей в чьей-то машине музыки. ему прилетает безразличием и оплеухами, грубыми шутками, которые приходится зло терпеть. на людях родители умеют изображать идиллию едва ли не лучше, чем он — со временем это увядает, портится, как портится абсолютно всё в этом мире, отец уже срывается даже на мать, особо не сдерживаясь, василий больше интересуется пышногрудыми служанками и купленными в новом земе породистыми лошадьми, татьяна ланцова начинает смотреть на николая так, будто ищет поддержки, огромными, распахнутыми глазами — лёд растаял, злость и раздражение ушли, сменившись беспомощностью, но ему больше не жаль. почти. армия, с её строгими порядками, рутинными отбоями и подъёмами, дисциплинарными взысканиями, упорядочивает его эмоции, учит так же, как научили отец и мать, сдерживать и игнорировать абсолютно всё, что понадобится. несколько раз николай избивает сослуживцев, срываясь, помнит те эпизоды только фрагментами, как военную чёрно-белую хронику — скандалы заминают, но каждый раз оповещают родителей, и на их недовольные лица приятно смотреть. мать дрожит в своём нарядном, шёлковом платье, в поисках того, что никогда в николае уже не найдёт, он мстит ей намеренно — за растерянного и беспомощного себя в пять, смотревшего так же.

— меня беспокоит всё, — усмехается николай, забавляясь высказанной про ничегой шуткой. хлопают крылья, в плечо вонзаются зубы, с криком просыпается алина, впивается в него расширенными зрачками, точно как мать, и он убирает с её шеи влажные, слипшиеся от пота волосы. все женщины умеют так смотреть, николай ищет следы этого отчаяния в красивом разрезе глаз жени, но пока там только наигранные смешинки и много чёрных шрамов рядом, почти всегда кажущихся ему свежими. — не оставляешь шансов на бессмысленный, но приятный визит, — качает он головой, скрещивая руки и опираясь на стену. ответ на женин вопрос легко отыскать внутри, но правда никому из них не понравится.

— я хочу изучать ботанику, — иронично загибает пальцы николай, задумчиво глядя в сторону. — стать ещё прекраснее — слышал, ты в этом мастер. узнать, как дела. спрятаться от предстоящих планов. выбирай вариант, который тебе больше понравится.

он пытается представить её рядом с отцом: женя похожа на ледяную весну, когда ещё не растаял снег и под его тяжёлым слоем сдохли едва зашевелившиеся подснежники, солнечную, но не утешающую, на морозное утро, забирающееся в комнату малого дворца через окно чтобы выстудить согревшиеся во сне, под пуховыми одеялами и шерстяными пледами, тела. в равке любили весенние праздники, закликания, равнодествия и грачевники, и на любом из них женя смотрелась бы белой вороной, что со шрамами, что без шрамов, слишком красивая, слишком отстранённая, николаю понятно, почему отец захотел её, но представить их вместе не выходит, как он не старается. даже его воображения не достаёт: может и к лучшему.

— ты довольна помилованием? — спрашивает николай, возвращая на место улыбку. — тебе не хочется.. уехать? навсегда?

ему бы хотелось.

Подпись автора

[indent]  [indent] [indent]  зачем ты пришёл в этот каменный сад

женя подходит ближе, николай не успевает заинтересованно приподнять бровь — первым он вдыхает едва уловимый, тот самый весенний запах, с её рук сходит снег, талая вода подпитывает растения в соседних с кабинетом теплицах, заставляет мёрзлое ещё солнце на мгновение его отогреть. он удерживает приподнятым краешек губ, ничем не выдаёт смятения, чужими людьми николаю дышится проще чем кислородом — они наполняют его своими историями, привычками и впечатлениями, узор проще имитировать, если изучал вблизи. женину горечь, пока она стоит рядом, легко пробовать на вкус — что-то похожее на её духи николай пару раз ощущал идущим от матери, так пахла забытая перед уходом в театр шаль, в которую хотелось уткнуться носом, несколько летних блуз после стирки: краешек проглядывающей сквозь сплошной бетон полыни, лист мяты в крепком чёрном чае, «пруд с кувшинками» моне, висящий в их большой гостиной. он склоняет голову, слушает вопрос — мать, когда николай делал так, касалась его щеки ладонью, трепала волосы, к сожалению не в пять и даже не в десять, а гораздо позже, действие уже раздражало, проявленная ласка напоминала насмешку. он смотрит на женю и вспоминает почему-то краешек пирса, где они с василием просиживали часами, он болтал о лошадях, рассказывал николаю об особенностях пород, правилах выездки, нюансах вязки, николай автоматически шутил в ответ, следил за чайками, считал количество звёзд, упавших за горизонт, прямо под водяную толщу.

— я же занятой монарх, — усмехается николай. — и я как раз в процессе «просто полюбоваться», — женю приходится окинуть уже более красноречивым взглядом, так же смешливо и автоматически, как раньше приходилось отвечать на рассказы василия и реагировать на недовольство отца. — что за духи? у мамы были такие же, кажется. или похожие.

он должен нормально разобрать вещи родителей — они сюда уже не вернутся — вычистить компьютер отца, удалить всё важное, посмотреть неважное, рассортировать семейные фотографии — альбомы занимают едва ли не половину кабинетного шкафа — раздарить, продать, выбросить и отложить потомкам что-то из бесконечных маминых украшений, её сумки и шубы, те самые шали, весенние тренчи и коктейльные платья висят в шкафах одинокими призраками, укутанные в мешки для одежды и вакуумные пакеты, что-то николай отдаёт, не глядя, что-то сгрызает моль. идея предлагать их жене даже ему кажется слишком плохой шуткой, но николаю, почему-то, хочется увидеть её в жакете или шарфе татьяны ланцовой, пахнет почти одинаково, а смотреться на жене будет куда выгоднее. николай вздыхает, с бесконечными долговыми расписками, задокументированным перечислением наследства, ветхими книгами, привезёнными из фьерды и шухана сувенирами справиться ещё сложней чем с горой одежды. он честно пытается, находит фьерданский брелок в маминой шкатулке, узнаёт руку мастера, но дальше не тянет выяснять подробностей. лицо василия там везде: у отца в бумажнике, на семейных портретах и неудавшихся, но всё же проявленных фотографиях. что бы сказал ему брат? узнав, как николай поступил с тем, что от их семьи осталось?

— не знаю.. — он качает головой и на лицо падают волосы, — нет. нет, не хочу.

с королей не спросят подробностей, жене не скажешь «не хочу, потому что сейчас ты пахнешь почти как изгнанная мной татьяна», обычно людям достаточно его не хочу.
больше в них нет сходства, женя смотрит на него как будто бы зрелее матери, он хорошо видит её черты, едва укрытые оставшимися от дарклинга шрамами.

— может думал узнать, чего ты хочешь сама. кажется, что всем тут плохо.

он не лукавит — алина мучается ночными кошмарами, курит, не останавливаясь, николай разглядывает её фигуру, завёрнутую в плед на балконе, как маяк, призванный указать дорогу им всем. ему снится как корабль разбивается о скалы, блуждая в полной темноте, и никто не помогает догрести до берега; где-то там, на половине пути николай сдаётся, вода кругом чернеет, вдалеке слышно как кричат волькры. или это люди? или волькры? или они все?

— твои шрамы.. — женя похожа на стойкого солдатика, армейский пример для подражания, как будто с ней не нужно подбирать слова — николай не верит в эту теорию, и слова подбирает со всеми, но сейчас говорит на две толики искреннее обычного, — они.. не кажутся живыми? иногда в моих словно тьма шевелится.
он усмехается.
— вроде как что-то ползает. туда-сюда.

Подпись автора

[indent]  [indent] [indent]  зачем ты пришёл в этот каменный сад