в частной женской консультации пахнет цветочными духами, шоколадными конфетами с зефиром и деньгами. для ульяны здесь пахнет также как в государственных поликлиниках – отчаянием.

стены в кабинете ведущего врача выкрашены в бледно-голубой цвет, увешаны маленькими фотографиями с младенцами и счастливыми семьями. это должно успокаивать, настраивать на позитивное мышление – ульяне от всего это хочется только закрыть лицо руками.
врач долго всматривается в бумаги, анализы, выписки – всё это ульяна уже успела выучить наизусть и может с легкостью рассказать дословно. также она точно знает что услышит: ни один из эмбрионов не прижился, мы не можем определить точную причину.

ульяна ухмыляется на одну сторону, она знает причину: потому что она мёртвая, мертвецы не могут дать жизнь, только забирать. она кивает, говорит да-да, пройдёт ещё обследования, сдаст анализы, да-да, они подумают о суррогатном материнстве.

дома она воет в подушку, бьётся затылком об деревянный подголовник – если перебить навязчивые мысли физической болью станет легче, правда же. она ударяется обо все углы, спотыкается об брошенные сумки, пока идёт в ванну, нужно умыться пока ваня не вернулся. нужно привести себя в порядок, из уставшей женщины с зареванным лицом и мертвыми, как у рыбы, глазами снова стать звонкой весёлой улей, которая скачет вокруг и без умолку болтает.
она переставляет банки с уходом для лица, которые обещают сияние, питание, увлажнение, вечную молодость, да только долгой счастливой жизни не могут дать даже они.

русалка жалеет, что в раковине нельзя утопиться.

ванечка милый, заботливый, самый лучший. он понимающий, он поддерживает, приносит куриный бульон, чай и пирожок с яблоком, когда сил и желания встать с кровати совсем не остается.
он говорит, что всегда будет любить её; говорит, что ничего страшного, не стоит беспокоиться, в следующий раз получится.
ульяна знает, что не получится; ей уже говорили, что она просто изнуряет своё тело, ей стоит смириться.
от ванечкиной заботы хочется сбежать.

и она сбегает. говорит: нужно отдохнуть, подышать свежим воздухом подальше от городского шума. нет-нет, со мной ненужно, всё в порядке, я одна справлюсь всего на пару дней. она нервничает, пытается скрыть, но особо не получается: голос подрагивает, пытается говорить тише; движения дёрганные, а в руках дрожь не проходит.
через пару часов в электричке и автобусе ульяна выходит посередине нигде: ей сложно будет объяснить, как сюда добраться; показать точку на карте (телефон не ловит ни мобильную связь, ни интернет). но именно тут, далеко от цивилизации, среди глухого леса, буреломов, глубоких озер и болот она чувствует себя спокойно, как дома.
под кроссовками хлюпает грязь, ломаются ветки. поздней осенью здесь всегда холодно и ветрено.
русалка помнит: она называла это место домом, когда сама даже не имела имени. дом представлял собой старую избушку на отшибе, пораженную плесенью, из которой ощущение повышенной дом влажности было не вывести сколько ни протапливай. она стояла на берегу озера, которые местные любовно называли «наше болото».

теперь ульяна не хочет вспоминать, сколько людей оставила на дне того водоёма.

она не знает куда идти, но чувствует – эта связь со всем мёртвым, которую она так долго пыталась разорвать, осталась единственной надеждой на чудо. однажды врач предложил ей сходить в церковь и помолиться, ульяна качала головой: таким как я, бог уже не поможет.
– марья? – массивная дверь открывается со скрипом и с удивительной лёгкостью. – марья, мне нужна помощь.

они были знакомы целую жизнь назад, но, в прочем, что такое жизнь для тех, в ком сердце давно не бьётся и кровь не кипит. русалка чувствует себя, как дома – и это точно не сулит ничего хорошего.