сверх-я
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться22023-08-23 22:25:45
Люмин свои глаза закрывать не хочет — в признании только перед собой, она всё же чего-то боится — там, глубоко в темноте, всё ещё прячется страх перед событиями их общего прошлого, в откровении, как и перед определённым исходном их судьбы, одной на двоих; она помнит, отчётливо, ярко, как его крик её именем громко звенел, словно в моменте разбивался хрусталь, как он тянул свою руку навстречу — ближе и ближе, даже так недостаточно — вот только за неё уже и нельзя было схватиться, как на его лице плотной маской застывал немой ужас, как он же с каждым новым мгновением пробирался всё глубже, прямо под кожу в области сразу пары сердец… Сейчас совсем и не кажется, она старается сделать шаг от этих воспоминаний, спрятать их в темнице своего же сознания — не забыть, не сбежать, эту правду принять невозможно — пусть и знает, бессмысленно тратить последние силы на очередную из числа всех попыток.
Переосмыслить или смириться времени просто не хватит, у неё его на это уже не осталось.
Люмин смотреть на небо не может — в нём не видно ни звёзд, ни солнца — ей до него больше не дотянуться, так проще не поддаваться собственной слабости и держать себя в самоконтроле из чистой стали. Она понимает, нельзя просто взять и забыть происшествие, нельзя просто избавиться от горечи первого чувства отчаяния, нельзя сменить выборы и переписать всю их историю; это уже очень давно въелось под корку рассудка, иглой проникло под рёбра, это и будет до последнего вдоха преследовать и таратомой пожирать изнутри. Её душа, её плоть уже слишком долго сжаты в ржавых тисках — со временем легче, к сожалению, ничуть не становится — от них её сердце в сумасшествии бьётся о клетку из рёбер, от них в её теле ощущается уже привычная едкая слабость и всё никак не выходит вдохнуть полной грудью; боль её не спасает, но только с ней она всё ещё может не терять эту тонкую нить, ведущую её прямо к реальности.
Усмирить эмоции — только бы не сойти с ума — и не сгорать дотла, чтобы нести ответственность и данное когда-то им всем обещание.
— Знаешь, Итэр, я ведь тебя тоже искала…И наконец-то нашла,- он и не мог услышать эти слова, тогда они просто растворились в пространстве, исчезли вслед за потоком ветра мнимой свободы,- Мы правда увидимся, немного позднее…
Люмин не оставляла его, продолжала наблюдать со стороны — Если тебе нужна будет помощь, только скажи; дай знать словно своим богам — с каждым новым разом словно снова срывалась куда-то вниз, прямиком в глубину бездны. Итэр, твоё тело в шрамах, твоё сердце в сколах — она отказалась от неба, но первой не предавала его — Расскажи мне, стоит ли всё это того, что ты для них делаешь и что получаешь взамен? Этот вопрос, вместе с другими для неё когда-то важными, так и остался у неё в голове, пустота вокруг и не могла дать ответ, успокоить.
— Я уже закончила своё путешествие по этому миру, закончи его и ты.
Ты протяни мне руку, принимать правду оказалось сложнее — он не выбрал её, его предательство тогда ударило сильнее меча — но даже с этим она сдержит свои слова, они ещё обязательно встретятся, сколько там тебя осталось?
Если ты боишься, то просто беги, если остались силы — найди.
Поделиться32023-08-27 14:04:44
Он ищет её в Мондштадте. В кладке каменной стены собора, в высоких девичьих голосах, в вознесённых к архонту мольбах, в приторном запахе ладана, въевшемся в одежду, в заломленных руках, в мокрых дорожках слёз на щёках. Он ищет Люмин в святости, в его памяти она – увековеченная скорбь, позолоченная боль. Она может быть там, где отвергают человеческое и жаждущее, где выкармливают сверх-Я в религиозной дисциплине.
Асана полной тоски. Образ поведения потерянного ребёнка.
В его голове застряла навечно картина протянутой к нему руки. В теле Люмин выражена просьба – помочь, спасти, дождаться, найти, не разъебаться (по возможности) в истории.
Но, кажется, он не справился.
Даже месяцы спустя не перестаёт нервно дёргаться, когда видит в толпе кого-то такого же золотоволосого, будто подсвеченного солнцем или вырезанного из барельефа – заметного, объёмного, имеющего вес. Тела, в которых читается всё то же требование помочь и спасти, в них никого покоя, в волосах застыл встречный ветер. С его приходом жители Мондштадта узнают, что такое катастрофа, горе и утрата придают им осязаемости. Их игнорировать сложнее. Итэр невольно запоминает множество новых имён.
Становится больше обращённых к нему глаз, сопряжённых с ним историй. Когда он думает о родных, имя Люмин всплывает не единственным.
Это хуёво.
Итэр плачет, нет, почти плачет, ловя на себе чей-то прямой смелый взгляд. Он находит комфортным общение со слепыми, трусливыми или лживыми, со всеми, кто смотрит под ноги или поверх (сквозь). Ничего, что не заставит его сфокусироваться на чужом лице, обратиться напрямую.
Он ищет её в Мондштадте. В обоссанных углах возле таверн, в винном красном осадке, в привкусе желчи после алкогольного отравления, в немытых столах, в дактилоскопическом следе на стекле. Люмин - вочеловеченное мученичество, воплощенное падение. Она должна быть там, где попранная чистота, растоптанные идолы, все неотвратимо трагические истории будто бы написаны про неё – катящаяся по наклонной добропорядочная жизнь, истончающаяся человеческая мораль, как прохудившаяся ткань. Её золотые волосы, должно быть, горят ярче на фоне грязи и человеческого блуда.
Немного охмелевшим он утыкается лицом в чьё-то подставленное плечо и вздыхает, сбивчиво и торопливо рассказывает незнакомцу о сестре, о поисках, о своей тоске. Подбирает слова, как будто пытается пальцами вычерпать воду.
Люмин всё менее реальная в его рассказах.
Это хуёво.
Он ищет её в ЛиЮэ. В торговых накладных, в столбцах чисел, в чёрной бухгалтерии из пыльных книг, запрятанных где-то под циновками. Выводит как математическую переменную, высчитывает по рыночным сводкам вероятность её появления – почти нулевая. Нет, не ноль, но число, даже не пытающееся повлиять на результат исчисления – как дождинка, пытающаяся разбить гору, представляешь, насколько маленькое число. С Люмин не высчитать налог на доход, в денежном эквиваленте ей не находят стоимости. Они отмеряют на аптекарских весах – на одной чаше воздух, перо, его нервное дыхание, его тщетные поиски – на другой – она. Даже пустота перевешивает Люмин.
Это хуёво.
Он ищет её в ЛиЮэ. Забирается на пик Цинъюнь, чтобы зачерпнуть руками облака. Она должна быть там, где земля почти соприкасается с небом, где воздух разряжен настолько, что кажется, будто вдыхаешь битое стекло.
Там, где болит – там Люмин.
Юдоль скитания. Образ поведения падающей звезды.
Он становится к ней ближе с каждым поломанным ребром, с каждым разрывом менисков, когда суставы выбиваются в противоположную от природы сторону, когда его тело действует вопреки своей механике. Итэр плачет, нет, почти плачет, разглядывая свою сломанную руку и вылезшую из-под кожи лучевую кость. Боль сменяется эйфорией, здоровой рукой он баюкает поломанную, поёт ей колыбельные, пока его не находят торговцы шёлком.
Он ищет Люмин повсюду.
Ищет её лицо в своём лице.
- Давай вернёмся к началу, как мы делали это раньше. Давай мы возьмёмся за руки и отправимся в новое путешествие вдвоём.
Итэр говорит в отражение в воде. Оно не повторяет его артикуляцию. Итэр говорит как будто с камнем, слова отскакивают от бледной кожи, возвращаются к нему. Он протягивает руку и пытается коснуться щеки сестры, костяшками грубых пальцев очерчивает линию скулы. Она постигаема, осязаема, она телесна.
Люмин в его скелетном каркасе, в его кровеносной системе.
- Нахуй этот мир, мы найдём миллион других. Просто вернись ко мне.
Отредактировано Aether (2023-09-03 13:50:48)
Поделиться42023-09-15 17:40:59
Я тебя не виню, Итэр, и под рёбрами у Люмин уже давно ярость магмой клокочет — не на него и его нерешительность в важный для сразу двоих момент — в своём исключении лишь на всех неправедных доброжелателей рядом с ним, во всём его окружении. Она наблюдает за ними давно, у всех их к нему отношение для неё неприемлемое: они убивают его — мучительно, медленно, прошу тебя, только держись — с грязью ровняют его кости, сознание, плоть, и другого вывода Люмин сделать не может или же просто не хочет?. Ему стоило бы остановиться и вспомнить про своё я и свои первичные цели — всё никак только, это не происходит — и Люмин больше не осталось ко всем им злобы из гадких слов, ей остаётся только вынашивать ненависть в отношении к этому миру, в отношении к тем, из-за кого он, её некогда яркое солнце, продолжает с каждым вздохом страдать всё сильнее, открой же свои глаза, Итэр.
Признай, Итэр, что они, твои Боги, не смогут помочь тебе или этому миру всецело, и на каждой его попытке ей остаётся испытывать на себе синхронно три тысячи ножевых — невыносимо, почти невозможно стерпеть, прошу тебя, только держись — снова и снова глотать до последних остатков его ощущения, боль, только бы поделить всё надвое, только бы не угасли последние лучи её некогда яркого солнца.
Пожалуйста, Итэр, оставь всех их, они не заслужили тебя, и в просьбе немой всё же своими руками тянуться высоко, прямо к непроницаемым тучам, загородившим её некогда яркое солнце — хотелось бы всех их лоскутами изрезать, прошу тебя, только держись — и снова и снова собирать части своего сердца во что-то единое, только чтобы закрыть им дыру в груди её солнца, только бы окончательно не потерять эту тонкую связь между ними.
Скажи, что я нужна тебе, Итэр, они не просто брат и сестра — упавшие некогда звёзды, одно существование которых словно плевок под ноги Богам — они скованные одной тонкой нитью, они близки где-то на уровне атомов; вместе против местных порядков, вместе против всего мира сразу, им двоим не найти в текущей реальности и доли от своего счастья, их двоих имена идут следующими в списке на казнь, и не будет больше чернеть наш общий небесный свод.
Вот только для неизбежности зла и расплаты ещё времени нет, Люмин в признании и не ждёт его — все они сами приведут свой мир к этому — она продолжает из раза в раз смотреть в своё отражение и в каждом из них видеть только его, несчастного и с ярким пурпуром на коже, продолжает из раза в раз себя останавливать — не может, тогда не будет никакого смысла — он должен сам восстановить обрывки в единое целое, он должен сам заглянуть в свою душу и найти её в ней, иного варианта у него просто нет.
— Итэр…,- его голос она слышит отчётливо — это не помутнение, это не просто её фантазия — в обращении к ней его голос звучит в её голове, отбивается прямо в груди,- У тебя получилось.
Люмин тянется прямо к нему, сквозь грубый осколок от зеркала — это безумие, одно на двоих, всерьёз воспринимать и не стоит, это совсем не оно — чтобы коснуться своего солнца, чтобы взять его за запястье, чтобы сделать шаг вместе с ним в невесомость, где для них светят одни только звёзды. Давай же, спрячься в моих глазах, ощущает тепло своего некогда яркого солнца — она рядом с ним, как когда-то очень давно — ощущает стук его сердца, оно в ритме неправильном, рваном; она должна успокоить, выровнять его пульс — руками холодными касается овала лица, тянет ближе к себе и остатки воздуха у него похищает — чтобы дышать вместе с ним, чтобы и самой убедиться в реальности происходящего, я не отпущу тебя.
— Ответь мне, Итэр,- вслед прячется в области его далеко не один раз израненного плеча и значимые для неё слова ему шепчет,-...говорит сейчас твоя приобретенная слабость или всё же остатки твоего разбитого сердца?
Люмин хочет услышать его ответ, хочет услышать от него правду.Это важно.
