Лето перед последним курсом – яркое, солнечное, громкое. За каникулы хочется успеть всё на свете, хочется обхватить мир своими руками, открыть сердце для чего-то нового, до этого не известного, запомнить всё хорошее, а всё плохое – забыть. Лили подставляет лицо под поцелуи солнца, и оно оставляет на её коже следы – в местах поцелуев остаются множество веснушек, их так много, что они сливаются в целые пятна, и вся Лили – в веснушках, облеплена ими тут, там.

– Отвали, – не глядя, бросает она, когда огромная тень загораживает собою солнце. Ремус или Сириус, потому что остальные только-только пошли за мороженым. Ремус или Сириус? Лили прикидывает. Сириус.

Этот месяц они проводят у Поттеров, все вместе, одной большой компанией. Лили, затаив дыхание, знакомится с родителями Джеймса, но переживает зря – её тут принимают, как родную. И Лили совсем не страшно. Август, печально-прекрасный, подходит к концу – скоро придётся докупать пергаменты, если они не закончились с прошлого года, пополнять запас чернил, перьев, подшивать мантии, заказывать наряд к выпускному, выбирать новые помады, не забыть доложить на дно чемодана несколько шоколадок, чтобы спрятать их в комнате и доставать в те дни, когда без шоколада совсем никак.

Тень не собирается уходить и упрямо молчит. Лили переворачивается на спину, откладывает в сторону дамский роман в мягкой обложке (Джеймс её дразнит и говорит, что она, наверное, сразу родилась сорокалетней). При виде Блэка она в последнее время делается неуклюжей, и вещи будто сами падают из рук (Джеймс замечает и это, и опять её беззлобно дразнит – влюбилась, что ли?); чувство не то, чтобы неприятное, но обескураживающее.

– Я загораю, Блэк, – она уверена, что Сириусу не хватит терпения не пошутить про несколько слоёв солнцезащитного крема, который она на себя нанесла, и то, что загорать в таком случае она сможет, если будет часов шесть находиться под палящими лучами августовского солнца.