начинается, как всё в мире, со взглядов — брошенных осторожно, из-за неудобных углов, из-за поднятого веера, из-за бокала с вином или чужого плеча. ему представляют её снова — зачем-то — мисс элизабет суонн, мисс суонн, мисс элизабет. с языка так и не скатывается: слова застревают в горле, забывает даже выдохнуть — кто-то смеётся, неловкость накрывает с головой, не смеет назвать это страхом, страх ассоциируется с отцом и давящей толщей воды, не знает, как назвать это, если не страхом. она улыбается ему вежливо, девочка, забирающаяся на мачту его — ещё не его, не на самом деле, но память размывает детали — корабля, сбросив туфли и придерживая юбки. ей было сколько, четырнадцать? меньше? не помнит толком. таких обычно прячут дома, запирают за тяжёлыми дверьми музыкальных комнат, иногда выводят в свет в дорогих платьях, разрешают говорить только по обращении, а её отец кричал с палубы: боже правый, элизабет, ты же разобьёшься, пожалуйста. матросы смеялись, джеймс подумал тогда мимолётно, как мажут пальцами по дереву штурвала: будет тоскливо, если у них получится удержать её дома.

забыл совсем.

подошёл к этому практически: будет проще с семьёй — хоть с какой-то, то есть, — будет удобнее. этим можно убедить себя, за этим можно спрятать сердце; ей не нужно переживать о его родственниках и не нужно бросать отца, и если ему дадут коммодора — это же будет значить что-то, верно? в глазах губернатора, если не в её собственных. не знал, что с ней делать: прятался всю жизнь за королевской формой и офицерской саблей, тонул под кораблями, отправлял пиратов на виселицу и никогда не читал поэзии, и вдруг она: не отводит взгляд, как принято в этом обществе, обращается к нему первая. говорила: джеймс, вы. он почувствовал, как замерло сердце.

улыбался ей, как умел, рассказывал про разницу между флотом и флотилией, зачем — непонятно, был уверен: она и без него знает, просто развлекает его от скуки или из праздной прихоти. предложил ей себя: она упала в воду, сомневалась, он знает, не из-за него, может быть, он подумал тогда впервые, насколько это всё в её глазах больше него. потом почему-то согласилась.

не верит своим глазам на мгновение. на всякий случай смаргивает пару раз; на всякий случай всматривается пристально в алое пятно офицерской формы на её плечах — ей не по размеру, но она двигается почти так, как нужно, если не вглядываться, если не придавать значения. подсмотрела у него или запомнила ещё раньше, когда подбирали мальчика с пиратского судна? не знает. потом спросит, если научится здраво мыслить.

— офицер, — он обращается к ней между прочим: опускает ладони на отполированный борт корабля, держится от неё на расстоянии в пару шагов — не сбежит же, в самом деле, с «разящего» только в воду, и он надеется не доводить её до ненужной драматичности хотя бы в этот раз. отцовские слова, въевшиеся под кожу: держать лицо. смотрит на ровную морскую гладь, щурит глаза на солнце. — я боюсь, нас забыли друг другу представить.

не знает, как она обманула кого-то — одежда скрывает женскую фигуру, может быть, но он был уверен, что каждый из его людей знает её в лицо. ошибся, выходит, или это мысль по природе своей настолько нелепая, что не пришла никому из них в голову. в таком случае, может понять.

помнит: осада порт-рояла, её лицо в тусклом свете факелов, её рука с зажатым пистолетом. сердце замерло тогда снова совершенно иначе.

переводит на неё взгляд наконец — офицерская шляпа скрывает большую часть её лица, улыбка всё равно режет ему рот против воли. старается вежливо:

— в мою каюту, если вы не против.

не повод для смеха, он знает, конечно, нет. просто думает случайно: морской бриз идёт ей больше душных комнат губернаторского дома.

любой порядочный англичанин, останови его посреди узкой лондонской улицы и поинтересуйся из вежливости, гордится одной вещью: он ничего никому не должен. у джеймса для долгов заканчиваются карманы - не в буквальном смысле, нет, офицерское жалование, родительское наследство, имущество под лондоном, он не следит за своими деньгами, по крайней мере, не следит так, как следовало бы, имеет в виду что-то проще - честь, гордость, имя, слова с гербов, все теряют значение, когда тонешь, а тебя вдруг вытаскивают из-под морской толщи и ставят перед необходимостью жить дальше, смотреть в глаза людям и делить с ними один воздух. говорит себе, что пережил это, что за амбициями стоит благородство или хотя бы верность себе; когда смотрит на неё - почти в это верит. сказал ей - до алтаря, у которого не появился, до первых планов на свадьбу и приказов лордов: быть достойным вашей руки всё равно не выйдет, но почёл бы за честь попытаться. она рассмеялась.

сейчас тоже смеётся - над происходящим или над ним, не знает, никогда не видел её такой, последние пять лет: собранные волосы, платья с корсетами, растекающаяся по языку вежливость салонов. давно не был в лондоне, не чувствовал себя там к месту, не знал, куда деть ладони, душная мода местных приёмов доползает до ямайки неохотно и запоздало, вместе с королевскими приказами и новостями о меняющихся на суше границах, не затягивает её полностью. к счастью для него, кажется; ей так к лицу морской воздух, ненавистный леди её положения - что это такое, леди её положения? мажет взглядом по её шее, по ладоням без перчаток, по волосам, выбивающимся из-под парика. рука опускается к засову на двери, замирает там на мгновение.

запах женских духов. платья с корсетами. пересыхает в горле.

знает, конечно, список приличного, список полагающегося, из дозволенного: предлагать ей руку и держать её взгляд, флирт через череду отказов другим, предложение себя - через её отца, между офицерами принято щёлкать языками и опускаться на колени в борделях эспаньолы, скованность движений, неловкость ладоней, запах табака и пролитого на мундир рома, хотел бы быть выше этого, но знает, конечно, знает. должно быть что-то особенное, но дыхание всё равно замирает самым естественным образом, слава богу, что он в перчатках, и это его каюта, и он только что запер за ними дверь, позволил себе слишком многое, кто-то должен быть в ярости только из-за этого, она, её отец, он сам или господь бог в качестве свидетеля. она смеётся, он забывает выдохнуть. десяток шагов до неё сейчас - ближе любого приглашения на котильон.

на ней мужское платье - чужое, теперь видит: подогнанное под неё, явно не новое. запах женских духов, тяжёлый и въедающийся в ткань платков и атласных лент, спрятанных под камзолом. платья с корсетами. пространство запертой капитанской каюты.

дрянная мысль. не к месту.

— четвёртый час, офицер, — спохватывается, чтобы ответить ей в тон, даёт смеху скатиться с языка. неловкость настигает его запоздало; ведёт языком по пересохшим губам, откашливается - а она смеётся, боже правый. никогда не чувствовал себя настолько слабым человеком. щурит на неё глаза, сцепляет руки замком за спиной - офицерские привычки вцепляются в него крепче, чем он в них. делает шаг в её сторону - фальшивая уверенность за рангом, который для неё ничего не значит, но не спугнёт же её теперь, в самом деле. — вам удивительно идёт капитанское кресло, но ещё не слишком поздно повернуть обратно, чтобы вернуть домой всех случайных пассажиров.

смех затихает где-то здесь — он улыбается ей, чуть менее неловко, чуть более мягко, опускает ладони на собственный стол, склоняется над картами, чтобы было удобнее заглядывать ей в глаза. что-то давит на плечи и сжимает лёгкие - каждый раз в её присутствии, но сейчас - сейчас особенно. запертая дверь его каюты, румянец на её щеках. не чувствует её парфюма, но в чужую форму слишком явственно въелся запах табака и моря.

может разглядеть соль на её ресницах. напоминает себе выдохнуть.

— я чувствую себя польщённым, мисс элизабет, — опускает голос - не до шёпота, так, исключительно до неуместной осторожности. — но здравый смысл подсказывает мне, что вы бы не сбежали в море исключительно за своим женихом.

в собственно голосе нет уверенности. только вопрос.

Отредактировано Angela Ziegler (2023-09-18 03:55:57)