Долго думать все еще неприятно. Вот эти длинные-длинные мысли-макаронины, клубок крученных ниток, в умелых руках распадающийся на ровные дорожки, или наоборот, короткие ступеньки, подэтапы и этапы, результат последовательных действий - сначала ползешь, потом идешь, блядь, Хината, да не беги ты - все это дается не сразу и без особой охоты, а может быть, не дается вообще. Нет, он не тупой (Цукишима не согласен? Пиздит), а на игре, так и вовсе, видит дальше обычного, золотой мальчик и прочие ля-ля, но то волейбол - в жизни стратегия все еще выходит будто бы из говна и палок, а слишком сложные мысли с высокой вероятностью приводят не туда, куда планируется изначально. Выручает смекалка - прыгучее нечто с легкой ебанцой, позволяющее упрощать все эти сложности и переваривать неперевариваемое в той необходимой пропорции, чтобы продолжать чувствовать себя неуязвимым (хейтеры скажут ебанутым) - остальное просто не поспевает.

План-капкан: откладывать все вопросы на метафорическое «завтра», и жить так, словно следующего дня не существует. Мир за пределами волейбольной площадки - фикция.

Долго думать все еще неприятно, поэтому Хината даже успевает почувствовать некоторое облегчение, ведь в подобные моменты думать долго и не приходится, а значит, он не успеет налажать. Все происходит, как в фильме - сначала медленно, потом быстро-быстро, адреналин подталкивает в спину, чтобы успеть за ногами, а в темечко бьет уже пониманием - нет, нихуя это не кино.

Потому что тайм-скипа в реальности не существует, и вслед за быстро-быстро снова возвращается медленно, и вот уже это не кадры, в которых все уже хорошо и на своих местах, а манга с открытом концом и тремястами страницами машинного перевода, пропущенных и  перепутанных реплик, пустых рамок. Ничего не понятно и не очень-то интересно.

Да и налажать, оказывается, можно по-разному. Такому талантливому мальчику, как Хината, это как два пальца об асфальт.

Кстати, асфальт. Вообще не больно, Кагеяма-кун, смотри, царапина, только и всего, я и без рук могу, что ты такой серьезный, словно боль, и та не успевает за этим сдвг-мандарином, который вроде как только что был здесь - удачная тренировка, разгоряченные шарниры суставов, приятная тяжесть в ступнях от прыжков, которые не прыг-прыг!, а бам! (и хуй пойми что это значит), замечания Кагеямы, похвала Кагеямы, его расслабленное лицо, вовлеченное в полуулыбку, спина в черной куртке с белыми иероглифами, отрезки привычного дня, из которого выбивается разве что чуть более долгая общая дорога с Кагеямой - такие прогулки с каждым днем становятся все более частыми, и каждый в равной степени не против и вроде бы нихуя себе - а вот он уже выталкивает Тобио с дороги, а сам летит, но не вверх, а вниз и недалеко, и в фарах выскочившего из-за поворота горной дороги автомобиля повисает продолжительное «Ебать».

Только джинсы новые надел, матушка меня убьет.

Что догоняет быстрее - боль или темнота - Хината уже точно не скажет, он вроде как прыгает и остается внутри себя лишь наудачу. Ресурсы организма тратятся сначала на возвращение в сознание, а потом на попытку самовыпилиться из него же - в темноте все-таки спокойнее, но поспать ему не позволяют. Его трогают, переносят, поворачивают, расставляют по местам косточки, бинтуют, мнут, снова поворачивают, говорят-говорят-говорят, что-то хрустит и сыпется, сестренка Нацу снимает с его щек злые слезы, и в каждом «все будет хорошо» Хината ясно слышит «тебе пиздец».

Врач так и говорит: «Если все будет хорошо, пропустишь всего лишь сезон».

А что если все будет плохо?

На второй день, когда в палату разрешают приходить не только родственникам, Хината начинает ненавидеть воздух, его окружающий. Визит команды кажется неизбежным судом, казнью и похоронами. Мастерски подведя каждого, до кого смог дотянуться, он чувствует себя не героем, а долбоебом.

Гипс на правой ноге и левой руке с ним согласны.

Но хуже - мысли. Бесконечно долгие, те самые, которые ни к чему хорошему не ведут.

Хината думает, пожалуйста, только не меняй взгляд, если ты будешь смотреть на меня по-другому, я не выдержу, расплачусь и больше никогда не смогу остановиться, пожалуйста, пусть все будет как раньше, так словно ничего не произошло, так словно тело еще не подвело меня и я все еще могу летать, так словно я всё ещё нужен тебе, эта мысль перекатывается на языке, чешется в горле, норовит каждый раз предательски выскочить наружу от случайного шороха, от скрипа сдвигающейся в сторону двери палаты, но приходит врач, приходит мама, приходит тренер Укай, ребята из команды шумным потоком скапливаются в пространстве коридора, а Кагеяма не приходит. Отсрочка должна быть милосердной, но впивается ожиданием в горло - Хината чувствует, как что-то внутри него натягивается и вот-вот лопнет. Хочется закричать ну давай же! - так ты заводишь себя на поле, когда подает сильный противник - и пережить этот день, как тяжелый матч, одним движением оторвать зарубцевавшуюся корочку с ранки, принять прямой килл от чудо-мальчика Кагеямы Тобио, наконец, все решить и пойти дальше зализывать раны с ним или без него.

Так это и происходит - когда Хината не успевает на прием, он подставляет лицо. Вряд ли в этот раз выйдет по-другому.

Когда Кагеяма заходит в палату, он заполняет собой все пространство - Хината готов поклясться, что если бы это было кино, и в комнате были бы еще люди, то свет всех ламп подсвечивал именно Тобио с его доспехами из дисциплинированной строгости, терпеливой настойчивости, все бы взгляды были отданы ему, все сердца - так бывает, когда видишь человека, от которого впадаешь в ступор. Дверь с оглушительным грохотом возвращается на место, отсекая собой целый мир - тише не становится. В ушах шумит, все - воздух, стены, солнце, бесхитростно заглядывающее в окно - будто притягивается к вошедшему, Хината и сам чуть подается вперед, нет, не так, на самом деле - и это он знает уже довольно давно, стыдливо пряча знание за пазухой, переиначивая его и так, и этак - Хината весь устремлен в сторону Кагеямы, это как внутренний рывок, невидимая траектория, сила, непрерывно притягивающая, заставляющая тело и мысли реагировать, всегда оставаясь на месте.

Особенно сейчас оставаясь на месте.

Потому что кто он для него, такой? Сломанная канобо, выпавшая из механизма шестеренка, пешка, сожранная обстоятельствами - нужна такая королю?

- Зачем кричишь, Кагеяма-кун?

Нужных слов не находится, как не находится нужных чувств, кроме беспросветного тяжелого отставания - вроде как почти ухватился за край рубашки, но в руках пустота. Вот они идут плечом к плечу, вот волейбольная площадка - а существуют ли они вне ее предела? - идет трещинами, пол сыпется, между ними пропасть размером с прыжок, который сейчас ногам Хинаты не по силам. Даже самый слабый прыжок кажется чем-то далеким, недоступным - Хината ощущает фантомную боль от его отсутствия, как некоторые чувствуют боль от потерянной конечности.

Это не конец света, только подросток Хината этого не понимает. Беспощадная молодость все прощает - она же превращает любую заминку в ад. Просто подождать, просто дать времени все исправить, просто замедлить темп, затеряться. Затеряться?

- Тренер Укай приходил, - говорит, разжимая и сжимая кулак целой руки, взгляд прыгает от белой простыни к белому-белому гипсу. - Он попросит ребят уйти. Не хочу никого видеть, не могу.

Не выброшенное к поверхности «останься». Простое слово, единственно важное. Где найти сил сказать его вслух?

- Плохая теперь из меня приманка, ведь правда? - когда-то Репоголовый из Аобаджосай сказал, что Кагеяма - тиран, которому нужны пешки для идеальной игры, это было так давно, но почему-то сейчас он не может перестать об этом думать. - Теперь выбросишь меня?

Несправедливо. Несправедливо по отношению к Кагеяме, ко всему, через что они проходят вместе, к тому, как растут и развиваются, как исправляют недочеты и дополняют друг друга, несправедливо к разговорам, случайным и неслучайным прикосновениям, долгим взглядам. Несправедливо по отношению к тому, что Хината никогда не произнесет вслух.

Больше всего на свете он сейчас разочарован в себе.

Ты тоже разочаруйся. Это все еще лучше жалости.