[icon]https://i.imgur.com/dRZOKBa.png[/icon][lz]выпивай меня больше и вдыхай меня глубже, как таблетку от боли и ремнями потуже[/lz]
Сирин скучно, Алконост ловит в ее глазах привычно-мутное выражение за минуту до того, как она тянет “скучно”, продолжая угадывать города, словно играя: Москва, тебе на А - Анапа - Анадырь, тебе на Р - Рязань… Где-то здесь начинаешь улыбаться, вспоминая рыжего веснушчатого парня из автосервиса на краю города, тут же забывая, как его там звали, о чем с ним свистели, колесо поменял, подвеску пошатал и ладно, пролетели.
Илья только головой качает, цедит виски, усмехается: “Ну, угадывай дальше, карта России большая, городов в Сибири много”. В голосе хрипотца, которая так привлекает женщин в начале связи, слушают, приоткрыв рот, облизывая губы, наматывают прядь на палец, неважно, что говорит, просто по ушам ездит, заслушаешься. Алконост думает, через какое время этот хриплый голос начинает бесить так, что закатываешь глаза, услышав первое слово, в конце предложения неминуемо срываешься на скандал. Она косится по-птичьи, склонив голову: рука у этого Сибиряка тяжелая, от одной пощечины будет в голове звенеть, а глаза пустые, черные, выклеванные, улыбается одними губами, ладонь уже лежит на колене Сирин, твердо лежит, по-хозяйски. Сирин тянет: “Скучно”
- Может, ты не из Сибири вовсе, а просто здоровье крепкое, Сибиряк? - он поворачивается к ней, смотрит оценивающе, словно примеряется к шутке. - Или не из города, а из поселка какого-нибудь. Закрытого. Что и на карте не найдешь.
В черных глазах подозрение острием мелькает, тут же исчезает, но Алконост успевает заметить: не так прост ты, Сибиряк. Вот и Сирин сразу поняла, что не так прост. Только уйдут они из бара втроем, после пошлого “к тебе? ко мне?”, наживка проглочена, крючок зацепился, засел глубоко, не выдернуть.
Сирин злыми глазами смотрит на извивающуюся у шеста танцовщицу, а давно ли сама так извивалась. Долгопрудный был не первым городом по пути из Ростова-на-Дону, а Димон не первой крышей, но есть нюанс. Алконост выгибается, облизывает губы, бросает вскользь: “Улететь что ли куда-нибудь, в Сочи… или вообще свалить отсюда, мы птицы перелетные, на зиму в теплые края улетаем” Тонкая рука с длинными как у девушки пальцами сжимается на ее шее, заставляя дернуться, засипеть: “Что сказала?”
Глаза у Дмитрия звериные, симпатичные бритоголовые ребята ждут одного его слова, не посмотрят, что птица райская, отработают кусок хлеба с колбасой и похвалу хозяина, ищи потом на Горбушке видео-кассеты с собственной фотографией и названием “Ростовская шалава”.
“Да шучу, Дим, пусти, больно”.
Илья на долгопрудненских братков не похож, движения резкие, рубленные, по тому, как достает из внутреннего кармана бумажник, небрежно бросает на стол стодолларовую купюру, можно сделать выводы. Военный. Афганец. Не из тех, кто у метро на инвалидных колясках с картонной коробкой на коленях, заканчивающихся культями. И не из ребят в камуфляже и беретах, что стоят с электро-гитарами и дешевым усилком, поют песни про злое солнце Кандагара. Бандос. Скорее всего в какой-нибудь крупной банде, что всегда при бабле и денег не считают, как и трупов на руках. Тем лучше. Алконост выпивает санрайз в три глотка и становится совсем веселой, встряхивает головой, локоны рассыпаются по плечам.
Дорогой шелк майки мерцает и переливается, зовет прикоснуться. Сразу видно, не китайский ширпотреб с Черкизона. Когда лишь прилетели с Сирин в Москву, не успели угнездиться, Алконост ее на рынок потащила. Словно город в городе. Анклав. Палатки, шмотки, тут же беляши вонючие, кофе из пластиковых стаканчиков, на вкус как помои, побрякушки из из пластика, яркие, блестящие, шубы, из которых мех лезет. “Вот сюда вставай на картонку, меряй, да я сейчас закрою, не увидит никто, ну смотри какие, прямо по тебе, пошив Китай, качество - Турция”. Алконост набирает охапками джинсы и дешевые кофточки, распихивает по пакетам, крутится перед Сирин в куртке из грубого дермантина, продавец щелкает зажигалкой: “Натуральный кожа, смотри, ну”. Алконост веселится, берет все подряд, выуживает на развале набор косметики, отвратительной даже на вид, маслянистые жирные тени, закаменевшие румяна, потрескавшиеся помады. На выходе с рынка у нее аккуратно разрезают сумку и вытаскивают кошелек.
Она до сих пор со смехом вспоминает, как они оставили все пакеты в огромных мусорных контейнерах у метро Черкизовская, как шли дальше пешком, пересекая магистрали, мосты, набережные. Птицы залетные-перелетные - всегда найдется, где поклевать, где на ночлег устроиться. Много на них охотников, особенно в Москве. Сирин резонно замечает, что лучше папу не дразнить, и они попадаются в силки на одном из вокзалов, подальше от центра, поближе к периферии, там, где искать не будут.
Москве и без них есть кого искать: гремит-громыхает, взрывы в школе, в университете, в гостинице “Метрополь”, в жилом доме на Теплом стане. Заказные убийства: наглые, дерзкие, циничные, но так и не раскрытые. Серийные маньяки, невесть откуда появившиеся в свободной стране: трупы, всплывающие в битцевском коллекторе, изнасилованные гомосексуалисты в Измайловском парке, изуродованные детские тела. Обыватели прячут детей и говорят, что при СССР такого не было. Вдалеке за горными перевалами российская армия превращает в руины Грозный. Как тебе, Москва? Весело? Хорошо спится ночами или ты никогда не спишь? Алконост смотрит в окно на вечернюю Балашиху, пока Сирин просматривает ящики комода и книги, выискивая спрятанные деньги. Хозяин квартиры тихо спит за столом - разморило, видать, от паленого портвейна. Или от хлороформа, щедро налитого на платок. Спи, баю-бай, когда Алконост поет, волны замирают в мировом океане, и ты усни вечным сном.
Алконост протягивает руку за еще одним бокалом, на этот раз тянет через трубочку медленно, сахарно, улыбается ласково. Расскажи, Илюш, много ли ты своими руками людишек убил…
- Расскажи, Илья, чем ты занимаешься? Наверное, бизнес какой крутой. Иринке так бизнесмены нравятся, - наклониться чуть поближе к некрасивому лицу, вдохнуть его запах, одеколон дорогой, а будто порох и железа. - Верно, сестренка? Мы бы тоже в бизнес пошли, - говорит со вздохом, - да не берет никто.
московская область, долгопрудный, 
