Конец ноября. Драко сидит на мерзлой веранде на заднем дворе Мэнора, поигрывая мягким тапочком на носке голой ступни, запахнувшись в пальто и укрывшись пледом, который ему заботливо принесла эльфийка. Ноги стынут от ледяных порывов ветра, утренний чай почти остыл; иней осел на мраморных окнах, вырисовывая на стеклах дороги-пути застывших капель дождя.
– Пойдем в дом, Драко, – просит Нарцисса, кутаясь в соболиный мех своего полушубка, наброшенного поверх домашнего платья. Ее пряди у лица такие же серебристые, как и первый снег, хотя они по-прежнему игриво вьются, касаясь впавших от возраста худых щек.
– Мне надо подумать, – отвечает тот, делая глоток холодного чая и губами чувствуя привкус мороза на кайме чашки.
– Ради всего святого, Драко, – ворчит она, делая шаг на веранду. Половицы из столетнего дуба скрипят от ее легкой поступи. – Не надо оборачивать свою мыслительную деятельность в ангину, s'il te plaît, je t'en prie! – с нажимом говорит она, и Малфой думает, что в этот момент она так похожа на отца, даром что говорят, будто муж и жена – одна сатана.
Он поднимается; мать переходит на французский в моменты наибольшего душевного волнения, а у него все еще с детства привычка не доставлять ей хлопот больше, чем могут вынести ее хрупкие, уже чуть сгорбленные временем плечи.
Он заходит в дом, ощущая на лице тепло от растопленного камина, и сбрасывает пальто, которое тут же услужливо ловит один из эльфов, затем принимая у Нарциссы шубу.
– Все готово к обеду, госпожа, – учтиво рапортует появившаяся в холле Эрна.
– Я не голоден, – отрезает Драко. – Отец уже вернулся? – он бросает взгляд на тяжелые каминные часы с инкрустированными змеями, которые видно через проем из холла в гостиной. Большая стрелка неумолимо приближается к половине второго.
– Нет, – мягко отвечает Нарцисса, касаясь плеча сына и смахивая невидимую пылинку. – Послушай, милый, я понимаю, что ты взволнован, но…
– Прошу тебя, мама, – огрызается Драко, дергая плечом. – Я не взволнован.
– Ты пробовал поговорить с Пэнси? – вдруг интересуется она, подзывая к себе щелчком изящных пальцев бархатный стул, на который обычно садился в детстве Скорпиус, чтобы завязать шнурки, пока не получил свою первую волшебную палочку.
– Зачем? – удивленно смотрит на нее Малфой.
– Она может что-то знать, – мягко поясняет Нарцисса, положив ногу на ногу и уперев локоть в колено, придерживая подбородок ладонью. – И у тебя с ней…, – она смущенно улыбается, – bonnes relations.
– Нет у меня с ней ни-ка-ких отношений, – отбивает дробью Драко, не в силах скрывать раздражение. – Сейчас нет, – добавляет он, встречая недоверчивый взгляд матери. – Были. Раньше. Еще до… Сейчас нет, – повторяет Малфой.
– Неужели она не сможет помочь тебе в виду вашей старой дружбы? – делает еще одну попытку Нарцисса, не собираясь сдаваться.
– Не уверен, – признает Драко. – Она либо ничего не знает, либо… она знает не все. В любом случае, впутывать ее сюда – это риск втянуть Скорпиуса во что-то более проблематичное. Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал, – спокойно говорит он.
– Oh, mon cher garçon, – со вздохом отвечает Нарцисса, и Драко не уверен, о ком она скорбит больше: о нем или о его сыне, но решает не уточнять.
Эльфийка приносит ей горячий чай прямо в холл.
– Ты ведь знаешь, где он, – вдруг упрямо говорит Нарцисса и ее глаза блестят от подступающих слез. Она делает глоток. От чашки идет горячий пар.
– Знаю, – не скрывает Драко, но не углубляется в детали.
– Почему бы тебе просто не… не отдать его им, и все, милый, – умоляюще просит Нарцисса, – я так устала от бесконечных пыток, которые обрушились на нашу семью, Драко, – шепчет она. – Ты все равно… Даже если бы ты хотел… Если бы мог… Это бы не остановило ее проклятие, – произносит Нарцисса, испуганно глядя на сына, виновато отворачиваясь за то, что напомнила об этом. Малфой чувствует болезненный укол в грудь.
– Мы не знаем, как далеко зайдут исследования в зельеварении, – Драко цепляется за эту идею, как за спасательный круг. – Я не могу отдать его, мама. Это все равно не гарантирует безопасности отцу и тебе.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – хмуро отвечает она.
– Надеюсь, – вторит ей Драко. В гостиной появляется Люциус в дорожном плаще, и смахивает снежники с длинных волос, которые мгновенно тают в горячем воздухе каминного огня.
* * *
Отец отдал ему последний существующий в магическом мире маховик времени месяц назад.
Устав наблюдать за нескончаемым горем сына, Люциус, холодный, отрешенный и безэмоциональный, решил, что единственное, что он может сделать – это подарить ему надежду. Хотя Драко подозревал, что отец также хотел обезопасить себя и мать: министерские крысы трясли чистокровные семьи в поисках последнего маховика, то и дело выдергивая глав родов на допросы. Люциус, по его собственному признанию, принял единственно верное решение, которое далось ему легко, так как оно удовлетворяло его запросам о безопасности семьи и мнимом успокоении души сына.
– Со временем, – говорил Люциус, подписывая бумаги, – что-нибудь отыщется, Драко.
Драко хотел съязвить, спросив, что сделало вдруг отца таким сентиментальным: смерть невестки или нависшая над его головой дамокловым мечом опасность, но не стал.
– Сожги их, как прочтешь, – пояснил Люциус, встав, чтобы достать из бара тонкую узкую склянку с прозрачным как вода зельем, и подмешал туда несколько капель слез феникса – чтобы его память не слишком повредилась от выпитого. – Ты сможешь призвать документы, когда и если они тебе понадобятся. Гоблины знают свое дело, Драко, – с усмешкой констатировал он, делая несколько коротких глотков. Его зрачки на мгновение перекрыли радужку серых холодных глаз, лицо осунулось, губы побелели. Драко внимательно наблюдал за ним, хотя и сделал шаг назад, чтобы бросить пергамент с подписью отца в камин.
– Ты узнаешь меня? – хрипло спросил он, едва лицо Люциуса перестало выглядеть потерянным.
– Как самого себя, – ответил Люциус. – Слезы феникса не дают утратить рассудок. Там осталось еще несколько капель, – он махнул ладонью в свой бар. – На всякий случай.
– А когда допрос? – уточнил Драко. – Ты уверен, что они не будут пытать каждого из нас?
– Драко, они настолько ленивы и настолько чтут свои идиотские правила, что не тронут никого, кто бы не имел прямого отношения к Господину, – улыбается Люциус.
– Но я…
– Пал жертвой шантажа ради своей семьи, – сухо поясняет Люциус, – они любят такие истории. Тебе ничего не грозит. Документы по восстановлению маховика я сохраню у себя в тайнике, – добавляет он. – Они не спросят о том, что произошло с ним в деталях, если будут знать, что у меня его нет.
– У тебя его нет, – подтверждает Драко, сохраняя ложные воспоминания взамен стертых.
– У меня его нет, – подтверждает Люциус, и ни один мускул не дрогает на его холеном лице.
* * *
– Ты что-то узнал? – спрашивает Драко у отца вместо приветствия. – Нотт может помочь?
– Нет, – говорит Люциус, и Драко падает в кресло, схватившись за голову. Нарцисса кидается к нему, отдавая домовикам приказ принести нюхательные соли.
– Я в порядке, – рычит Малфой, отталкивая от себя пипетку с кристаллами розмарина и лаванды, которую подносит к нему один из домовиков.
– Нет, Нотт не сможет помочь, – продолжает Люциус, но он на удивление спокоен, и это спокойствие еще сильнее бесит Драко, который не понимает, что происходит.
– Ты как будто бы рад этому, – сварливо шипит он.
– Не совсем, – уточняет Люциус. – Тебе не стоит обращаться ни к кому из наших, Драко. Боул-старший связал всех по рукам и ногам, у него есть компромат на каждого, кто был бы так или иначе благосклонен к нашей проблеме. Подожди, я не договорил, – он останавливает сына от очередной вспышки гнева. – Да, это так: Боул имеет влияние на всех, кто связан с нами, и пока мы не нашли способа, как из-под него выйти. Но Боул не имеет влияния на них.
– На кого – на них? – не понял Драко.
– На победителей мира сего, – усмехается Люциус, кажется искренне счастливый благодаря этому открытию.
– Что это значит, дорогой? – спрашивает Нарцисса, кидая недоуменный взгляд на мужа.
– Боул может влиять на эту сторону света, – терпеливо объясняет Люциус, – но там ему никто не может помочь. Напротив, на него давно ищут хоть какую-то зацепку, и мы можем помочь правосудию, храни Мерлин судебную систему магической Британии, свершиться.
– Посмею вмешаться в твой гениальный план и напомнить, – едко проворчал Драко, – что нам там тоже не слишком рады, если не сказать иначе.
– Тебе надо было чаще играть в шахматы, – брюзжит Люциус, устало опираясь на свою трость, и присаживаясь в кресло напротив камина. – Грейнджер.
– Что – Грейнджер? – переспросил Драко в изумлении. Он так давно не слышал этой фамилии.
– Не “что”, а заместитель министра в отделе магического правопорядка, одна из самых сильнейших юристов на континенте, – недовольно говорит Люциус. – Ты должен обратиться за помощью к ней.
– И получить путевку в Азкабан без обратного билета? – оскаливается Драко. – Три по цене одной.
– Я тебя умоляю, – Люциус морщит нос, – ну найди в себе хоть толику актерского мастерства, Драко. Скажи, что Боул шантажирует твоего сына, угрожает его безопасности, угрожает ему… чем угодно. Придумай, в конце концов, собери в своей черепной коробке то, что еще не пропил.
– Я не пью, – оскорбленно шипит Драко.
– Давно? – томно интересуется Люциус, вороша кочергой угли в камине, и Малфой-младший замолкает, поджав губы в тонкую линию.
* * *
Говорят, Грейнджер работает по выходным в обычном магловском магазине книг. От кого-то Драко слышал, что книжный магазин находится напротив стоматологии – это какая-то магловская клиника для тех, кто страдает зубной болью – где служат врачами ее родители. Их память так и не восстановилась от заклинания, которым она запечатала свое прошлое в надежде обезопасить их от посягательств Пожирателей Смерти.
В магловском Лондоне также морозно. Только более пыльно и шумно: Драко едва не сбивает желтая машина с клетками на борту. Злой грузный мужчина что-то кричит ему вслед через открытое окно, про какую-то зебру и светофор. Наверное они тут все сумасшедшие, по рождению. Ну какая зебра в Лондоне в ноябре? Они водятся в Африке.
Афиши, билборды, яркие, слепящие щиты с плюшевыми акулами и белоснежными шкафами с причудливыми названиями "Блохэй", “Тодален” и “Пакс”, призывающие покупать – срочно, уже сейчас, распродажа, всего двадцать пять… фунтов? Это одиннадцать сиклей, если верить гоблину, который поменял Драко галлеоны на магловскую валюту сегодня в Гринготтсе.
По улицам развешаны гирлянды, стоят искусственные ели, то и дело шатаются праздно разодетые в дешевые красные костюмы какие-то мужчины с куцей белой бородкой на завязках. Готовятся к Рождеству, понимает Драко, хотя и толком не знает, что означает для обычного Лондона этот странного вида дед в красном костюме, которого он тут и там встречает на углах улиц, пока идет до книжного магазина пешком.
– Кофе, – просит он веселую девицу в зеленом фартуке и черной шляпе, зайдя в первое попавшееся кафе с эмблемой двухвостой русалки, чтобы перевести дух. – С молоком.
– Вам на обычном молоке или на альтернативном? – беспечно интересуется она, выуживая бумажный стаканчик из стройных рядов у кассы.
– Что такое “на альтернативном”? – спрашивает Драко, чувствуя себя идиотом.
– Ну на овсяном, на миндальном, – начинает перечислять девчонка. – Банановое есть еще.
– Зачем вы добываете из бананов молоко? – пораженно выдает Драко, но тут же поправляется: – можно на коровьем?
Девчонка пронзительно на него смотрит, как на умалишенного, медлит, но затем кивает:
– На обычном значит. С вас пять фунтов за стакан среднего размера, – уточняет она. – Как вас зовут?
– А это зачем? – Малфой воспринимает вопрос в штыки, отсчитывая на ладони несколько монет с изображением пожилого мужчины в короне.
– Возьмете стаканчик со своим именем в конце бара, – она снова веселится. – Вы никогда не были в Starbucks?
Драко очень хочется сказать ей, что этот визит ему тоже не понравился.
– Драко, – бурчит он, закрывшись воротником пальто.
– Что? – переспрашивает она, взяв в руки черный фломастер и кричит кому-то сбоку: – Элвин, принеси молоко!
– Меня зовут Драко, – раздраженно поясняет Малфой.
– Э… Драко! Ваш латте на обычном молоке! – объявляет спустя пару минут на всю кофейню тощий идиот в такой же форме, как и девчонка за кассой, и Драко чувствует на себе несколько любопытных взглядов посетителей. Чертовы маглы.
Он берет стакан со своим именем и возвращается в Лондон. Судя по зачарованной карте, на которую он украдкой поглядывает временами, идти осталось не так далеко.
Колокольчик двери возвещает о новом визитере. Драко оказывается среди высоченных полок книг, о которых он никогда не слышал, но он подготовился заранее – выудил из учебника по магловедению одно имя, которое показалось ему наиболее благозвучным. И потом, автор утверждал, что все англичане с подобострастием относятся к работам этого писателя.
Он видит ее. Гермиона, за кассой, склонившись над книгой – учета, по-видимому – что-то записывает, придерживая пальцем страницу.
– Я отойду ненадолго, – говорит ее коллега, растрепанная девушка в белой футболке, на которую наброшен сизый, немного поношенный кардиган.
Драко ощутил, что краснеет, но отступать было поздно: все-таки он проделал такой дурацкий долгий путь, и Грейнджер должна будет как минимум проводить его обратно, а лучше показать, как отсюда можно трансгрессировать без вреда для здоровья.
Он делает несколько шагов к стойке.
– Можно мне, – хрипло интересуется он, – “Короля Лира” Уильяма Шекспира?