Чарли будет потом рефлексировать на тему того, что его мама съела его отчима. Момент, когда она, зарычав, рванулась в его сторону, но поскользнулась на крови и въехала лицом в основание лестницы, он использовал для того, чтобы отмереть и побежать прочь — обратно в комнату.  Он понимал, что нигде больше не сможет спрятаться, а тут у него получилось забаррикадироваться, придвинув к захлопнувшейся двери тяжёлый комод. Наверное, только на адреналине Чарли вообще смог его сдвинуть. Оказавшись в относительной безопасности, он заскулил, сломанно и убито, и начал оглядываться. Так, ему нужен был рюкзак. Походный будет слишком большим, да? Снайпер беспокойно ткнулся ему в колено. Чёрт, он не мог оставить своего пса здесь! Кто знает,  могло быть ведь и так, что эти твари жрали и животных тоже, а Снайпер был всем, что у него осталось.

Вернее, это было не совсем так, и Чар быстро взял мобильный, чтобы пролистать ленту. У него было множество сообщений, но он искал одно-единственное — и самое важное, — понимая, что Эрик мог быть мёртв. Он не думал о матери сейчас, старался заблокировать все мысли, чтобы не зарыдать, потому что отчаянно хотел жить. Сообщение от любимого пришло в тот момент, когда он открыл их диалог. Блять! Значит, у них тоже происходила эта хрень. Чарли потёр покрасневшее правое ухо и насупился: ему отчаянно не нравилось то, что он не понимал, что ему нужно было делать, как спастись.

{люблю}

Эрик любил его. И он любил Эрика! А ещё они оба пока что были живы. Нужно было связаться, нужно... Думай, думай! Чарли выдохнул и быстро напечатал:

{мама съела моего отчима. она реально его съела! со мной остался снайпер, но я не знаю пока, как вытащить его из дома. я не знаю, как связь будет потом, но я... у  меня никого не осталось, кроме тебя. я собираюсь добраться до места нашей встречи и ждать тебя там...}

В дверь раздался сильный удар — и Чарли вздрогнул, едва не выронив телефон. Вытерев глаза, начавшие слезиться, он быстро дополнил сообщение таким же рваным, но искренним "люблю". Потому что любил его по-настоящему, потому что понимал: вероятность их встречи была равна едва ли не нулю.
Удары в дверь продолжались, и ему пришлось взять себя в руки, если он хотел выжить. Пришлось выключить телефон, чтобы сохранить заряд, но в рюкзак он бросил две запасные портативки. Что еще? Лекарства, которые он принимал на постоянной основе, с полки он взял белье и футболку, сам не зная, зачем он это делал; армейский нож в ножнах, подаренный отчимом, батончики и две большие банки энергетика, дневник и ручку к нему. Хорошо, что у него была привычка вести записи от руки, — сейчас это могло помочь ему структурировать информацию.

Новый удар — и хруст. Чарли резко обернулся и заметил, что дверь слегка покосило. Блять! Точно, корм! Схватил пакет с сухим кормом, который использовал для дрессировки Снайпера. Через окно они не выйду: третий этаж, внизу забор с острыми пиками и розарий. Значит, ему придётся пробиваться через дверь, за которой бесновалось то, что было его матерью. Чарли обвёл взглядом комнату, понимая, что прощался с ней: вряд ли у него будет возможность вернуться сюда.

Сейчас он собирался выйти в коридор и — Чар сжал биту крепче — остановить мёртвое существо, затаившееся там, за дверью. Правда, сначала он накинул на себя одежду, которую было непросто прокусить, надеясь, что это хотя бы ненадолго поможет ему.
— Снайп, если что, беги и не жди меня, — серьёзно обратился он к псу, и тот  глянул в ответ с таким пониманием. — Я не знаю, будут ли они реагировать на тебя, но я не хочу, чтобы ты пострадал.

Пёс негромко тявкнул, и Чарли прислушался. В коридоре пока было тихо, но всё равно было страшно ужасно. Но чем дольше он сидел здесь, то тем хуже всё становилось там, снаружи. Пришлось приложить усилия, чтобы отодвинуть комод, а потом, взяв в руку биту, осторожно отрыть дверь.
С той стороны она была вся в вязкой крови, и Чар поёжился, сдерживая рвотный рефлекс. Но тут было пусто, хотя он слышал шаркающие шаги дальше, в комнате Эвы.

Хорошо, что Эва сейчас была далеко. Наверняка она будет в порядке. Сейчас Чарли мог думать только о себе и об Эрике, надеясь, что они действительно смогут встретиться.
Пока мать отвлеклась, он подцепил Снайпера за ошейник и потянул за собой. Правда, не рассчитал, что отчим, половину желудка которого сожрали, окажется "живым" и функционирующим.

Он шатался внизу, на первом этаже, издавая клёкочущие звуки и, словно устало, покачивая головой из стороны в сторону. Снайп всхрапнул, и отчим встрепенулся, обращая на них внимание.
Да твою мать! Чарли вскинул биту и начал спускаться вниз, а зомби стоял и смотрел на него в ответ. Сердце отбивало бешеный ритм, дыхание сбивалось.

Снайпер зарычал неожиданно и кинулся на тварь, повалив его всем своим весом на пол, и Чарли, не думая, рванулся вперёд и опустил несколько сильных ударов битой на голову мертвеца.   

он проник в меня.
как ржавые спицы вылетевшие из колеса на полной скорости, минуя рвы грудной клетки, прямиком в обнаженное розовое сердце. задавленный на самом выдохе воздух застрял в лёгких. в клетке из темноты и густой злости. словно бы эрен не мог прикоснуться ко мне, не имел такой власти, но все же оступился. перешёл границы вслед за мной, потому что я был ему дурным примером. острое грязное желание забурлившее внутри меня стало больше чем я, больше чем люди, обернувшиеся пеплом в могилах позади нас. размытые дождём улицы и дома. тонкая кость бордюра, в который я так часто хотел врезаться на полной скорости. взял бы я с собой пассажира? был бы этим пассажиром сидевший рядом. не просто рядом. заполнивший все. отнявший все. ставший мной на какую то жуткую долю секунды.
я потерянный в пустоте бестелесной и липкой как медовые пальцы. я, вдруг осознавший себя совершенно одиноким, впервые за долгое время позволил кому то чужому коснуться моих внутренностей с меткостью хирурга.

я не слышу его голоса. слова растворяются яркой красной теплотой на затылке, я сглатываю и давлюсь слюной. наш поцелуй не дольше пары секунд сотрясает воздух невидимыми снарядами, разрывающими землю.

тише..
тише…
пожалуйста …

сердце комом в глотке, мне нечем и не зачем дышать. во рту вяжет кисло мятным привкусом его губ. запечённые зимние яблоки с корицей и моей внутренней истерикой. приходится контролировать каждое движение, чтобы не смять эрена, не сделать ему больно. потому что зверь во мне с тысячью головами и одной кровавой пастью уже пирует. уже предвкушает. я думаю, мы оба чувствуем страх