хэнк

[indent]бетонная коробка выплевывает меня через лестницу на грязную улицу, а я только рад: у меня, как у блядского есенина, от картины на кухне за традиционным семейным завтраком глаза покрываются голубой блевотой. вот они, на пересчет, все трое: копошащаяся с приготовлением еды мать, непривычно молчаливая оксанка, глядящая на меня с опаской, словно есть у нее на языке что-то, чего она не в силах озвучить, и он — ёбаный отец года, жует свою долбанную яичницу с таким видом, словно ничего не произошло.
[indent]мне хочется многое ему сказать, но вместе с этим не хочется с ним говорить вообще. герой. пример для подражания хуев.
я смотрю на него, а перед глазами его тачка, где он шпилит мамашу кисы. я смотрю на него, и боль от разбитого кисловым носа просыпается вновь, словно он въебал мне не вчера вечером, а минуту назад.
[indent]хочется оказаться на пустыре и орать до лопающихся голосовых связок. из-за отца, из-за игоря, образ простреленной башки которого преследует меня ежесекундно, из-за уебка кисы, который все усложнил. и под «все» я подразумеваю «вообще все», а не только еблю наших родителей.
[indent]уличная мясорубка перемалывает меня и отбрасывает к унылой пятиэтажке, к третьему подъезду, где, поднявшись на второй этаж, я смогу ненадолго, на жалких два часа, ощутить себя обычным, как все. ольга васильевна не задает вопросов, что с моим лицом, протягивает чашку чая и тарелку с печеньем, мы говорим о «черном человеке» и я понимаю, что именно это и есть нормальная жизнь. я сижу с ней на кухне, ее сын протягивает мне свои игрушки, а когда я теряюсь в непонимании, чего он от меня хочет, пацан бьет меня машинкой по колену. мы с ольгой васильевной смеемся.
[indent]вот она — нормальная жизнь. не дуэли, не трупы в воде, не наркоманские приходы, которые не приводят ни к чему хорошему. после, на балконе, я целую ее, и убеждаюсь в этом окончательно.
[indent]я хочу сказать себе, что на этом хватит. нахуй дуэльный клуб, постепенно превращающийся в бесконечный конвейер смертей, нахуй мамашу кисы, нахуй самого кису, нахуй отца с его попахивающей дерьмом моралью, которой он, как оказалось, сам не прочь поступиться, коль попадется пизденка получше.
[indent]у меня будет своя жизнь.
[indent]по крайней мере я так думал.
[indent]а на следующий день киса вваливается в класс литературы как горящая неоновая вывеска, напоминающая о том, что моя жизнь нормальной никогда, ни при каких обстоятельствах не будет.

«дуэль. сегодня после школы. ты и я. отказ не принимается»

src //

киса

[indent]— в общем, если не хочешь скандала, оленька, сделай милость: исчезни.
[indent]хэнк обрывает мою последнюю «и» на половине звука мощным толчком в грудь, так что я влетаю спиной в дверь кабинета, болезненно ударившись затылком.
[indent]— ты глянь... — воздух разом вышибло из лёгких, но я всё равно не могу заткнуться, даже если слова выходят лишь хрипами через паузы надсадных и рваных глотков кислорода. — рыцарь твой... сука... очнулся.
[indent]рыцарь, справедливо рассудив, что его даме сердца ни к чему наблюдать мордобой (ещё грохнется в обморок ненароком от ослепительной яркости впечатлений, о которых прежде только в книжках читала), грубо тащит меня в коридор, чтобы приложить там затылком о стену ещё раз. от удара его лицо рассыпается на разноцветные мушки и вдвое медленнее собирается обратно. я слышу странный трескучий смех откуда-то издали, не сразу признавая в нём свой собственный. глухие, сиплые смешки, рвущиеся пузырями воздуха из-под всколыхнувшихся волн желудочной кислоты. точно смех насекомого, похожий на стрёкот саранчи.
[indent]«или у тебя теперь травма и от любых взаимодействий мужчины с женщиной пердак горит?»
[indent]смех прекращается. я взвешиваю пару секунд тишины, пытаясь осознать, что сейчас услышал. желудок жжёт, лёгкие саднит, затылок ноет. через прикосновение лба хэнка к моему пульсирующими шарами перекатывается жар. хочется оказаться где-нибудь, как можно дальше от него, и я резко дёргаюсь, пробуя освободиться из хватки, но хэнк читает меня раньше и в третий раз впечатывает в стену. рекреация, качнувшись, точно лодка на волнах, не сразу встаёт в исходное положение. поодаль с обеих сторон начинают собираться зеваки, наверняка где-то уже бежит, спотыкаясь, охранник по наши души.
[indent]хэнк требует мой телефон. я медленно приближаю своё лицо к нему, насколько позволяет расстояние между нами, только чтобы сказать:
[indent]— иди. нахуй.
[indent]сердце колотится, как заведённое. напряжённый взгляд глаза в глаза так мощно искрит неотфильтрованной яростью, что, кажется, вот-вот сработают датчики дыма.
[indent]— ты либо пиздец тупой, хенкалина, либо ещё большая крыса, чем я представлял, — губы кривятся в гримасе отвращения. — или по чужим койкам прыгать — это у вас, как и синие погоны, семейное? член в пределах штанов совсем не держится, да? и дня, сука, не прошло, как ты за папашей след в след зашагал. хотя чёрт знает, может и всю неделю уже литературные недра исследуешь, экспедитор хуев. прально, че батю осуждать, если у самого, сука, рыльце в пушку?

src //