Испокон веков Веколесье оставалось самобытным регионом, где обитали эльфы, жаждущие держаться поодаль от цивилизации, конфликтов смертных рас и почитающие себя истинными потомками сидхе. Не так давно Атэль-Лорен еще входил в единое эльфийское королевство, дольше прочих регионов оставаясь в его составе.

С расцветом человеческих государств и античной империи, между эльфийским югом и краткоживущими завязалась многолетняя война. По ее итогу 1400 лет назад Веколесье (на которое претендовали обе стороны), не отошло никому, обретая нейтральный статус. Высшие эльфы до сих пор считают это немыслимым поражением, мечтая вернуть Атэль-Лорен в лоно Вечного Дола, а человеческие правители готовят подспорье к вхождению Леса в состав Империи Меча — хотя бы на правах автономного анклава. Ведь сейчас Атэль-Лорен зажат между тремя доминионами империи. Единственные надежные дороги из Айзена во Франкию пролегают лишь через Веколесье, делая его крайне важным транспортным узлом.

Пожалуй, если бы не расположение в центре материка в окружении гор, что сделало Атэль-Лорен своего рода сухопутными вратами Атрии, ведущий изоляционистскую политику Лес вовсе закрыл бы свои границы. Однако незаменимость Дикого Тракта для народов извне вынуждает медных эльфов сотрудничать с соседями хотя бы в определенной мере. Это делит общество леснийцев надвое: [/intall]

• Одни чувствуют уязвимость перед наступающими Королевствами Людей, стремясь вновь обрести защиту и силу под сенью общей эльфийской державы (как то было раньше) — предводителем этой позиции является клан Терновника, уповающий на союз с соседями из Вечного Дола;

• Иные считают опасность стоящей того и не оставили идею полной независимости, выдвигаемую царством Яблони, что ютится в выгодной укромной позиции на самом юге;

• Два прочих великих клана, как и некоторая часть лесного общества, пока колеблются.

Курильню окружили в считаные минуты. Любо-дорого посмотреть, как работают профессионалы. Входы-выходы перекрыли, кордон выставили, и главное тихо, четко. Интерьер, конечно, вычурный, но претензией на вкус и эстетику. «Янтари» здесь прекрасны в своей чужеродности. Не зря, ох, не зря зовут их «терновыми шипами». Антрацитовые мундиры с янтарными нашивками посреди всех этих шелков и подушек словно репья в холеной королевской болонке.
Лет сто как в нормальном борделе не был. Ах, да, курильня, курильня. Даже ностальгия какая-то просыпается. Память та еще шлюха, тасует воспоминания, украшает старые шрамы фальшивыми цветами. И уже кажется, что не так было и плохо, не так больно, не так страшно и безысходно.
Круг Пересмешников уже давно перестал восприниматься как наказание. Скорее как персональное проклятье. И жить не дает, и сдохнуть не позволяет.
Это потом, познакомившись в разного рода культистами, разгребая последствия Алого лета, начинаешь понимать, что Круг Пересмешников в его жизни был меньшим из зол. Тем более, что часть этих раздолбаев так или иначе помогли ему защитить Ллевеллина, создавая вокруг столько шума, что не позволяли никому подобраться.
Тот, кто назначил неуживчивого и местами припадочного терновника, который открыто схлестнулся с обсидиановыми клинками, присматривать за шестым принцем, явно лелеял какие-то другие планы. Да, история с Сераписом кардинально подпортила Риардану карьеру. И хуже всего, что крышу сносило независимо от того, что сам Риардан по этому поводу думал. Да, думать вообще не получалось, стихия брала свое. С такими показателями ему больше, чем наблюдение за любителями душить кошек в ритуальных целях не светило.
Да. Пьют, блудят, нарушают. Иной раз такое нарушают, что даже на исповеди не расскажешь, неловко как-то. А еще не бросают своих, прикрывают, защищают. Словно о сих пор на Стене. Конечно, к каждому у Риардана был свой персональный список претензий, но это были его личные претензии и указывать себе - когда и как поступать с нарушителями он не позволял никому.
Тем более, что мало кто из круга Пересмешников был в курсе существования Риардана и его «янтарей», у которых была задача наблюдать, но не вмешиваться, хотя последнее терновнику удавалось редко. Они не были равны, они не были за одно, просто Безбрежным скучно стало, вот и переплелись нити несхожих судеб.
- Всем оставаться на своих местах, работает Янтарная Тысяча.
С его появлением стихает шум возмущения, кого-то отловили уже у двери и бережно усадили на первые попавшие подушки. За спиной лорда-дознавателя пара «янтарей» на вытяжку. Все строги и катастрофически вежливы, непонятно, от чего у персонала так коленки подкашиваются. Лорд-дознаватель аккуратно стягивает с искалеченной руки перчатку, разминает сведенную судорогой ладонь и этот жест заставляет кое-кого побледнеть.
- Милорды. Миледи. О, Ваша Светлость? Давно не виделись. Искренне сожалею, что мы вынуждены прервать ваш отдых, но служба есть служба. - обвел всех внимательным взглядом. - Снимите маски, - помолчал и добавил. – Прошу вас.
Взгляд у терновника – тяжелая сталь хмурых осенних небес с проблесками льдистой синевы. Словно заморозками первыми повеяло.
Как там говорится в церкви Судьи? Кто без греха, пусть кинет в меня камень? Вроде честные элдрены собрались. Отдохнуть, покурить, нервы пощекотать. Только вот у каждого за спиной, за сердцем, за душой трепетной есть то, что что сейчас заставляет психовать даже самых законопослушных. Ибо «янтари» так и не сказали, кого ищут, зачем явились. И вот уже половина присутствующих готова покаяться в несуществующих грехах.
А владельце курильни, Его Милость Андалира Дома Турмалина даже не спросил, не востребовал. Всему свое время.

[intall]Ночи были полны тревоги, и то тут, то там за окном в ночи виднелись всполохи пожаров, охвативших столицу. Сумрак мешался с беспокойством так, словно они были любовниками перед апокалипсисом, и не оставалось здравого зерна в их отношениях, и безумие охватило эльфийский народ, расколов его на множество осколков, теперь разбросанных по Аннор-Эннорату в полном хаосе. Она выбрала путь исцеления, надеясь, что покажет пример собственным невмешательством, что сможет показать путь, где возможно залечить душевные раны и собрать воедино раздробленный волнениями народ. Она стала одним из столпов Опоры исцеления, неся спокойствие и мудрость на вытянутых руках, и ласковая улыбка не сходила с её губ, даря утешение и успокоение израненным душам.

Она находилась у окна, сидя на каменном подоконнике, и ночной ветер шевелил лёгкие занавеси и пряди серебристых волос, освежал лицо и напоминал, что всё таки ночь — время для сна, и мысли должны уйти прочь, дав возможность отдохнуть, восстановиться, чтобы можно было двигаться дальше. Но Риольта не могла уснуть, сна не было ни в одном глазу, хотя день был суматошный. Её дом, её родная обитель — Жемчужная резиденция — стала прибежищем раненых и обездоленных, множество страждущих нашли в нём своё прибежище, спасаясь от беспорядков и расправы над неверными. Жемчуга стали символом безопасности и спокойствия, от света в их доме исходило ощущение мира и спокойствия, и сама княжна вместе с Архонтом старались соответствовать создаваемому ощущению.

Но живот предательски крутила тревога, она свивала внутри свои змеиные кольца, заставляя хмуриться прекрасное личико и прорезать переносицу глубокой морщиной. Она устало закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. Усталость на миг сковала тело, превратив Риольту в скорбящую статую, но вскоре в коридоре послышались торопливые шаги, и элдриэ собралась с духом, сжала кулачки, прогоняя остатки отчаяния, что смогло овладеть её сердцем, подняла гордо голову и обернулась.

— Госпожа, — поклонился слуга, — к нам привезли Его Милость Андалира Дома Турмалина, — он замялся на миг, но выпалил, — Он плох, совсем. Без сознания и потерял, по видимому, много крови. Прошу, без Вас, Ваше Сиятельство, совсем никак.

— Конечно, — она смогла мягко улыбнуться, плавно встала, будто бы скинула с себя цепи, расправила плечи и поспешила вслед за слугой, туда, где расположились палаты врачевания.

***

Риольта просто молча смотрела на рану, поджав губы. Сказать, что всё было плохо — не сказать ничего. Не будь эльфы искусны в медицине, ногу Андалира попросту ампутировали бы, даже не стали думать над тем, что что-то в этой ситуации можно сделать иначе. Но Риольта не просто так была одним из самых искуснейших целителей Опоры и славилась не только своими Иллюзиями. Было бы время, было время! Столь драгоценное и столь необходимое сейчас, оно уплывало из рук, высыпалось, как мелкий морской песок, и его уже собрать обратно в пригоршню, не обернуть вспять. Оно сейчас было не на стороне Андалира, Риольте же требовалось всё её искусство и все знания Опоры, чтобы спасти ногу Его Сиятельству любой ценой.

— Позовите сюда Исфириэль и Райун, скажите, что все их дела по срочности сейчас меркнут. Если спят — вытаскивайте из кроватей, идите же! — Она махнул рукой и вернулась к своему больному. Требовалось оценить, что вообще случилось, чтобы понять — куда ей двигаться дальше. Риольта положила ладонь на горячее плечо Андалира, — Прошу, только не уходи от нас! Будь сильным, мы справимся! — Она не была уверена, что даже вложив магию в свои слова, тот услышит её, сможет найти в себе силы бороться до последнего и не отпускать нить жизни, из которого соткано его полотно.

Через время рана уже была обработана и стало ясно — распоротой плотью всё не обошлось, вся кость была в мелких трещинах, которые вот-вот готовы были разорваться переломом. Придётся кому-то долго лежать в постели прежде чем лекари позволят вообще шевелить ногой. Радостные мысли — отметила для себя княжна, коль уже думает о выздоровлении Андалира. Она так сильно сосредоточилась над тем, что нужно аккуратно очистить рану от тряпок и мусора, вытащить осколки кинжала на столько, на сколько это возможно. К вящему сожалению Риольты пару осколков оказались столь глубоко, что были разве что видны порезы от них, и чтобы их извлечь, пришлось бы расширять и так обширную рану. Позволить себе это сделать элдриэ никак не могла, ведь сын княжича потерял слишком много крови, и считай каждая капля теперь была на счету.

Зашивать было долго, скрупулезно, каждый лоскуток кожи к лоскутку, каждую мышцу ставя на место, но всё равно, даже после после тонких эльфийских манипуляций рана выглядела на редкость безобразно с множеством швов и одной огромной гематомой. Княжич так и не пришёл в себя, и минуты и следующие часы сейчас были просто решающими — слишком уж тяжело и прерывисто он дышал. Девушки то и дело заменяли ему компрессы на холодные — до того горяча была его кожа, и приходилось иногда держать приходившего в себя эльфа, чтобы он не тревожил больную ногу. Ночь прошла тяжело, все следили за ним так, будто бы это был королевский отпрыск, стараясь каждое изменение подмечать и предпринимать действия. Один раз Андалир так дёрнулся, что швы пришлось накладывать заново — там, где это было возможно.

К утру все успокоилось, и Жемчужина уронила голову на грудь, провалившись в беспокойную дрёму, то и дело просыпаясь и с беспокойством смотря на Андалира.

—  Я верю в Вас, верю в Ваши силы, — шептала она, — Вы правитесь, Вы выкарабкаетесь, Вы сильный мужчина, — и снова проваливалась в сон, иногда вновь выныривая из него , смотря на больного, шептала молитвы.[/intall]