Вьюга в тот день была ужасной.
Ветер гнул деревья и рвал одежду случайных прохожих, коим не посчастливилось брести по улицам города именно в это время. Местами на тротуарах был гололед, что превращало заваленные сугробами проходы в минные поля. То тут, то там слышались сдавленные проклятья незадачливых педестриан.
А снег все валил и валил, крупными хлопьями опускаясь с затянутых серо-белой поволокой небес. Укрытое облаками солнце освещало город слегка мрачноватым, приглушенным светом.
В кабинете Баэля было темно. Лишь только одинокий подсвечник выхватывал из темноты часть стола с пергаментом и в дрожащей пляске огня свеч из трупного жира, тени, отбрасываемые рукой с пером, казались особенно зловещими.
Движения эльфа были небрежными, летящими, но чертеж все равно казался невыразимо изящным, разве что, почерк господина Фаэнгира был настолько трудно разобрать, что впору было нанимать специалиста по шифрам лишь для этой далеко не тривиальной задачи.
Когда он закончил, за окном уже стало значительно темней, ибо подступал вечер. Анна уже должна была проснуться и Баэль размашистым жестом рассыпал порошок для чернил, закрепляя основу. Законченный свиток остался сохнуть под прессом и хозяин дома поднялся из-за стола, забрав подсвечник с собой.
Дверь в кабинет закрылась с едва слышным щелчком и эльф уверенным шагом направился в спальню, мимоходом вслушиваясь в натужный, нежный скрип досок. Старый дом был словно ворчливый старик и его тихое бормотание было очередной ноткой “настоящего уюта” который Баэль ни за что бы не согласился нарушить. Устранить скрип было легко, но, при этом, можно было распрощаться и с изрядной долей очарования одного из самых старых особняков в городе. Даже “усовершенствования” здесь были настолько незаметны, что казались и вовсе отсутствующими.
Хороший умный дом - это тот дом, что не станет кричать каждому встречному-поперечному о том, что он умный, - промелькнуло в мыслях эльфа, когда дверь в спальню сама распахнулась перед ним, на этот раз бесшумно и мягко. Анна уже сидела на кровати, задумчиво глядя на погоду за большим окном в пол, обрамленном темно-фиолетовыми портьерами. Сине золотой узор на их ткани слегка переливался в рассеянном свете огня от догорающих свеч.
Поставив подсвечник на резной комод, Баэль подошел к жене и присел на кровать рядом, взяв ее за руку и нежно поцеловав кончики пальцев.
- Нам пора, милая. Триархи не любят ждать.
Анна не пошевелилась, но ее взгляд был исполнен затаенной нежности, которую вампир не спешила демонстрировать, будто считала это ненужным и она только слегка кивнула мужу. Отпустив ее одеваться, Баэль прихватил камзол, аккуратно висящий на вешалке у двери и быстрым, легким движением накинул его, попутно оправив кружевной ворот рубашки.
Он с любовью наблюдал за тем, как неспешно одевается Анна. В любом другом случае эльф бы уже пылал негодованием, желая ускорить время в несколько сот раз, сейчас же, каждое движение супруги казалось ему вдохновляющим совершенством. Изящная фигурка Анны была словно живая скульптура в его влюбленных глазах. Наконец, не выдержав испытания соблазном, Мастер встал и решительно подошел к жене, его руки легли ей на талию, требовательно стиснув ее так, что это вырвало у красавицы легкий, томный вздох.
Легкий, почти невесомый поцелуй в шею, заставил Анну вздрогнуть и поежиться.
- Может, не будем спешить? - тихо предложила она и в спальне снова стало темно на долгие два часа.
Они пришли в себя лишь тогда, когда часы пробили одиннадцать ночи и собираться пришлось уже в спешке. Путь до графства Виндрару в лучшем случае бы занял несколько часов, даже на спец экипаже, ускоренном Баэлем настолько, насколько это вообще можно было осуществить в условиях экономии ресурсов.

[intall]Ночи были полны тревоги, и то тут, то там за окном в ночи виднелись всполохи пожаров, охвативших столицу. Сумрак мешался с беспокойством так, словно они были любовниками перед апокалипсисом, и не оставалось здравого зерна в их отношениях, и безумие охватило эльфийский народ, расколов его на множество осколков, теперь разбросанных по Аннор-Эннорату в полном хаосе. Она выбрала путь исцеления, надеясь, что покажет пример собственным невмешательством, что сможет показать путь, где возможно залечить душевные раны и собрать воедино раздробленный волнениями народ. Она стала одним из столпов Опоры исцеления, неся спокойствие и мудрость на вытянутых руках, и ласковая улыбка не сходила с её губ, даря утешение и успокоение израненным душам.

Она находилась у окна, сидя на каменном подоконнике, и ночной ветер шевелил лёгкие занавеси и пряди серебристых волос, освежал лицо и напоминал, что всё таки ночь — время для сна, и мысли должны уйти прочь, дав возможность отдохнуть, восстановиться, чтобы можно было двигаться дальше. Но Риольта не могла уснуть, сна не было ни в одном глазу, хотя день был суматошный. Её дом, её родная обитель — Жемчужная резиденция — стала прибежищем раненых и обездоленных, множество страждущих нашли в нём своё прибежище, спасаясь от беспорядков и расправы над неверными. Жемчуга стали символом безопасности и спокойствия, от света в их доме исходило ощущение мира и спокойствия, и сама княжна вместе с Архонтом старались соответствовать создаваемому ощущению.

Но живот предательски крутила тревога, она свивала внутри свои змеиные кольца, заставляя хмуриться прекрасное личико и прорезать переносицу глубокой морщиной. Она устало закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. Усталость на миг сковала тело, превратив Риольту в скорбящую статую, но вскоре в коридоре послышались торопливые шаги, и элдриэ собралась с духом, сжала кулачки, прогоняя остатки отчаяния, что смогло овладеть её сердцем, подняла гордо голову и обернулась.

— Госпожа, — поклонился слуга, — к нам привезли Его Милость Андалира Дома Турмалина, — он замялся на миг, но выпалил, — Он плох, совсем. Без сознания и потерял, по видимому, много крови. Прошу, без Вас, Ваше Сиятельство, совсем никак.

— Конечно, — она смогла мягко улыбнуться, плавно встала, будто бы скинула с себя цепи, расправила плечи и поспешила вслед за слугой, туда, где расположились палаты врачевания.

***

Риольта просто молча смотрела на рану, поджав губы. Сказать, что всё было плохо — не сказать ничего. Не будь эльфы искусны в медицине, ногу Андалира попросту ампутировали бы, даже не стали думать над тем, что что-то в этой ситуации можно сделать иначе. Но Риольта не просто так была одним из самых искуснейших целителей Опоры и славилась не только своими Иллюзиями. Было бы время, было время! Столь драгоценное и столь необходимое сейчас, оно уплывало из рук, высыпалось, как мелкий морской песок, и его уже собрать обратно в пригоршню, не обернуть вспять. Оно сейчас было не на стороне Андалира, Риольте же требовалось всё её искусство и все знания Опоры, чтобы спасти ногу Его Сиятельству любой ценой.

— Позовите сюда Исфириэль и Райун, скажите, что все их дела по срочности сейчас меркнут. Если спят — вытаскивайте из кроватей, идите же! — Она махнул рукой и вернулась к своему больному. Требовалось оценить, что вообще случилось, чтобы понять — куда ей двигаться дальше. Риольта положила ладонь на горячее плечо Андалира, — Прошу, только не уходи от нас! Будь сильным, мы справимся! — Она не была уверена, что даже вложив магию в свои слова, тот услышит её, сможет найти в себе силы бороться до последнего и не отпускать нить жизни, из которого соткано его полотно.

Через время рана уже была обработана и стало ясно — распоротой плотью всё не обошлось, вся кость была в мелких трещинах, которые вот-вот готовы были разорваться переломом. Придётся кому-то долго лежать в постели прежде чем лекари позволят вообще шевелить ногой. Радостные мысли — отметила для себя княжна, коль уже думает о выздоровлении Андалира. Она так сильно сосредоточилась над тем, что нужно аккуратно очистить рану от тряпок и мусора, вытащить осколки кинжала на столько, на сколько это возможно. К вящему сожалению Риольты пару осколков оказались столь глубоко, что были разве что видны порезы от них, и чтобы их извлечь, пришлось бы расширять и так обширную рану. Позволить себе это сделать элдриэ никак не могла, ведь сын княжича потерял слишком много крови, и считай каждая капля теперь была на счету.

Зашивать было долго, скрупулезно, каждый лоскуток кожи к лоскутку, каждую мышцу ставя на место, но всё равно, даже после после тонких эльфийских манипуляций рана выглядела на редкость безобразно с множеством швов и одной огромной гематомой. Княжич так и не пришёл в себя, и минуты и следующие часы сейчас были просто решающими — слишком уж тяжело и прерывисто он дышал. Девушки то и дело заменяли ему компрессы на холодные — до того горяча была его кожа, и приходилось иногда держать приходившего в себя эльфа, чтобы он не тревожил больную ногу. Ночь прошла тяжело, все следили за ним так, будто бы это был королевский отпрыск, стараясь каждое изменение подмечать и предпринимать действия. Один раз Андалир так дёрнулся, что швы пришлось накладывать заново — там, где это было возможно.

К утру все успокоилось, и Жемчужина уронила голову на грудь, провалившись в беспокойную дрёму, то и дело просыпаясь и с беспокойством смотря на Андалира.

—  Я верю в Вас, верю в Ваши силы, — шептала она, — Вы правитесь, Вы выкарабкаетесь, Вы сильный мужчина, — и снова проваливалась в сон, иногда вновь выныривая из него , смотря на больного, шептала молитвы.[/intall]