будешь сопротивляться?

они будто становятся еще ближе, переплетаясь телами, однако их танец совсем не похож на те, что танцуют влюбленные в знаменательные дни; движения слишком резкие и отрывистые, лишены всякой нежности или любого другого «светлого» чувства. их пляс резкий, в какой – то степени дикий и отчетливо напоминал столкновение двух, столь разных по смыслу и содержанию, стихий. эрлебальд яркий и безумный; его улыбка словно оскал, а речи наполнены ядом, прожигающим все изнутри. вандалгар видный; он всегда был таким. притягивал к себе внимание, приковывая всеобщие взгляды. и даже здесь и сейчас, на их собственной свадьбе, умудрялся завладеть сердцем каждого из гостей, словно праведный принц, решивший завоевать неприступную принцессу своей теплой улыбкой. бред. ингрид ему не верила. совсем.

тебе бы хотелось, чтобы я был к тебе неравнодушен?

вздор. брехня. откровенная ложь. ей от него не нужно никаких обещаний, кроме того, что услышала пару часов назад, - твоей ненависти всегда хватало на нас двоих, – винигард вторит ему, улыбаясь, - пора ее немного остудить, -  отчего – то слова, брошенные в полушутливом тоне, проникают под кожу, и принцесса просто не видит другого выхода, как ответить так же, не давая никого конкретного ответа на этот провокационный вопрос. она снова улыбается и пытается не упасть, поспевая за слишком быстрым темпом. по правде, ей никогда не было наплевать на него. с самого детства эрлебальд вызывал слишком широкий спектр противоречивых чувств: сочувствие, интерес, досаду, гнев и даже легкое разочарование, но никогда не холодное безразличие, которое она испытывала к большему количеству своего окружения. вандалгар, в действительности, по своей натуре был многогранен, но ингрид никогда не скажет этого вслух, как и не признает, что чужой сбившийся голос и секундная грусть гулким стуком отозвались внутри, заставляя ослабить хватку и аккуратно спуститься вниз ладонью, провести по плечу. неосознанно; едва заметно и аккуратно, будто тело пыталось поддержать новоявленного мужа вместо нее, - я от своих слов не отказываюсь и клятв не нарушаю, – колкий комментарий про верность и уважение не злит, лишь отчасти напрягает. уважение? внимание? почет? кажется, будущее у них будет действительно занимательное, раз в одном простом танце им удается слишком многое друг о друге «почерпнуть»; раз давить на больные точки и столь филигранно играть становится интереснее и забавнее, чем годы противоречивых взглядов и попыток не озвучить собственное мнение, выйдя в открытую конфронтацию.

издеваешься, – ингрид хочет его ударить, но вместо этого смеряет тяжелым взглядом, стоит вновь пуститься в пляс; кожа на шее горит. полыхает ярким пламенем, однако в этот раз, во славу медиалу, ей удается удержать собственное лицо от смущения. и так в этот вечер она подарила ему слишком много поводов для потех и услады, хватит.

мой дорогой муж, - танец подходит к своему логичному концу и винигард все же решает поддаться; вступить в эту непонятную игру и просто наслаждаться тем, что будет. в конце концов, раз ей этого теперь не избежать, то плакать в стороне и топать ножкой от негодования точно не входило в планы, она не даст себе переиграть, -  не имеет никакого значения, – льнет словно невинная дева, что ищет защиты, соприкасаясь самыми интимными местами; плевать, что подумают отец и мать, как отреагируют другие. ингрид сжимает крепче переплетенные пальцы, а свободную руку перемещает на шею, стоит им остановиться с последним аккордом музыки, - то, чего я на самом деле хочу, – улыбается, а после – легкий поцелуй в уголок губ и поклон в сторону зрителей, прежде чем отойти к столу.

сердце заходится, а перед глазами плывет, но винигард твердо стоит на ногах, ощущая, как вандлагр идет следом; чувствует, что тот ухмыляется, однако старается не обращать внимания, возвращаясь к столь вынужденным обязанностям: улыбается, принимает поздравления и даже высказывает незамысловатый пост в сторону семьи; выпивает бокал, а за ним еще один и еще. в какой – то момент будто бы теряется, и все же приходит в себя, когда старший брат аналогично отцу решает с ней станцевать. улыбка виллема успокаивающая, а шутки возвращают в детство; рядом с ним она наконец – то расслабляется и забывает, что в этот день захлопнулась ее золотая клетка, а вечер неумолимо близится к концу, что означало самую «важную» часть их брака. ингрид спокойно могла ему отказать; могла выставить за дверь и сказать, что после официальной части долг родителям уплачен и ни о чем другом не было и речи. понимала, что вандалгар, возможно, и не будет возражать, но точно не удержится от ушата колкостей и издевок, которые будет кидать последующие пару месяцев.
нет.
она ему не проиграет, но и не побежит, сломя голову вперед. будет осмотрительнее и осторожнее. попытается понять, чего он хочет сам и что ожидает.

может так ей станет легче принять тот факт, что совместная ночь уже не кажется, чем – то столь отвратительно ужасным?

убедитесь, чтобы на оставшийся вечер хватило вина, – принцесса улыбается, провожая родителей, до того, как обращается к одной из служанок, что крутилась все празднество вокруг их стола, - и может, что – то поесть? – не признается, что за вечер так почти ничего и не съела, да и вряд ли сможет, чего не скажешь о чародее, аппетит которого пугал. сколько он ест? ингрид пожимает руки тетушки, приобнимает вальтрауд и закатывает глаза в ответ на вздернутую бровь старшего брата. все знали, что они могли бы уйти раньше других, но винигард выжидает и не спешит. не предпринимает ничего явно сама, кроме как мелких указаний, - эрик, ты на сегодня свободен, – хочет добавить, что ей ничего не грозит. все в порядке и необходимости нет, когда на самом деле просто не хочет, чтобы в этот вечер он был рядом. страсти и любви, как таковой, между ними давно нет, но налет неловкости и смущения от того, что во время всего бракосочетания паладин стоял рядом с ней не покидал до сих пор.

[indent] Этот дом пусть и не такой большой, но похож на тот, в котором вырос Хафиз: высокие потолки, резные колонны, пестрая мозаика на стенах и окна с цветным стеклом. Во внутреннем дворике, в тени кипарисов — широкий хаус с прохладной водой. Чтобы снять особняк, ушла впечатляющая сумма, но чего не сделаешь, чтобы пустить пыль в глаза.

[indent] Здесь все утопает в знакомой агрской роскоши — яркой, безмерной, нарочито великолепной. Хафиз лениво осматривает комнату, отведенную под его кабинет. Массивный деревянный стол, вазы с фруктами, ароматические смеси, от которых у непривычного человека разболится голова. Пол устилает огромный ковер с вышитой на нем золотой лошадью, бессменным символом Джалесара. Похожий когда-то лежал в отцовской библиотеке. Маленьким Хафиз не раз засыпал за книгой, уткнувшись носом в мягкий ворс, и тогда Али, слуга их семьи, подхватывал его на руки и относил в спальню — молодому господину не пристало спать на полу. Эти воспоминания так стары, что Хафиз не уверен в их правдивости. Может, это игра воображения.

[indent] Нет, родной Джалесар Хафиз помнит другим. Когда он был здесь в последний раз, то жил отнюдь не во дворце, а в пыльном переулке, что в двух улицах от центрального рынка, и домом его были два рассохшихся деревянных ящика, а одеялом — холщовый мешок. Сколько бы лет ни прошло, он помнит это: палящий зной дня, пронизывающий холод ночи, голод, от которого скручивает внутренности. А еще взгляды прохожих: в лучшем случае равнодушные, в худшем — внимательные и жадные, ищущие, как бы нажиться на маленьком оборванце. Хафиз в Джалесаре уже неделю (впервые с тех пор, как оставил его в детстве), но еще даже близко не приближался к тем трущобам, где когда-то жил. Его место там, должно быть, заняли другие дети, и внимание господина в дорогой чистой одежде никого из них не обрадует. Кто-то назовет это трусостью, но Хафизу все равно. Он купец, а не воин, и не мыслит подобными категориями.

[indent] В Джалесар его привели дела, а не сентиментальность. Вместе с ним морем из Тенобии прибыли кувшины оливкового масла — драгоценный груз по нынешним временам. Год выдался засушливым, цены на масло взлетели немилосердно, но Хафизу это сыграло на руку — о покупке товара он договорился заранее и теперь только подсчитывал прибыль. Это не говоря уже о том, сколько он выручит за другие, менее габаритные вещицы, привезенные из Эйсгарта. Уже утром пройдет сделка, и с нее Хафиз выйдет весьма состоятельным человеком.

[indent] Ему бы радоваться, но Хафиз вышагивает по своему кабинету, сосредоточенный и хмурый, и старается понять, что может пойти не так. Нехорошее предчувствие щекочет грудную клетку. В детстве он считал подобные чувства интуицией, пока наставница не подсказала более подходящее слово — талант. А Хафиз не дурак, чтобы пренебрегать талантами. Прежде чем пойти спать, он еще раз пробегает глазами по документам сделки, которые читал уже сотню раз, сверяет формулировки и цифры. С бумагами сложностей быть не должно, а если все же возникнут — то так Хафизу и надо.

[indent] Он задумчиво чистит персик — десертный нож срезает бархатистую кожицу, разбрызгивая сок. Чего еще следует опасаться? Грубой силы? Пожалуй, завтра на сделку он захватит с собой дополнительного охранника, и пусть добрые агрские торговцы не держат на него зла за излишнюю осторожность. От этой мысли должно стать легче, но почему-то не становится.

[indent] — Проклятье, — бормочет Хафиз, массируя переносицу не запачканной в соке рукой. Он волнуется так, будто прежде не заключал сделок. Наивность и глупость, каким не место в мире больших денег. Может быть, это и не талант шепчет ему предупреждение, а всего лишь детский страх перед родным городом. Здесь он чувствует себя не взрослым человеком, каким успел стать стал, а босым беспризорником. Впрочем, едва ли что-то на свете заставит его признаться в этом — даже самому себе.

[indent] Он цепляет кончиком ножа мякоть персика и отправляет в рот. Сладкий. Все-таки Хафиз скучал по родным краям.

[indent] Агра была такой же, какой он помнил ее с детства. Агра больше не была такой же, какой он помнил ее. Гильерме не понимал, где проходит эта грань между воспоминаниями, ожиданиями и явью. Солнце все так же ярко слепит в глаза и оставляет жаркие поцелуи на щеках, громкий и пестрый южный базар живет своей жизнью, вести с северных земель долетают до сюда с ветром только слухами, словами и перешепотом.
[indent]  Как и другие, златоокий слышит вести о войне Нордхейма и Эйсгарта, лишь украдкой бросает взгляд на Гретхен — ему безразлично, ее же реакция должна быть иной. Едва ли у него есть право удерживать чародейку рядом с собой, но если бы она решила вернуться с первым же кораблем, то почувствовал бы себя одиноко. Возвращение домой спустя столько десятилетий было важным для Гиля, ему хотелось делиться этим хотя бы с кем-то. Его глаз горел, внутри трепетало, как у предвкушающего любимую сладость ребенка, хотелось показать Гретхен все, что когда-то было частью его детства.
[indent]  В один из вечеров он позволил себе сесть за игральный стол, и боги были благосклонны — тяжелые монеты упали в поясной мешок, но тяготили его не так долго. Желая предстать перед своими соотечественниками в выгодном свете, де Борха ведется на ткань цвета шафрана и покупает новый костюм на агрский манер. Кошель снова пуст, но мужчина путает растопыренную пятерню в кудрявых волосах и беспечно пожимает плечами. Что легко приходит, точно так же и уходит. Банкирский сын разучился держаться за вещи, ведь смерти все равно какое у тебя имущество за плечами. Если есть возможность — бери, трать, приобретай, живи!
[indent]  Но людской шепот упоминает не только войну двух новоиспеченных королей. Даже перебирая и вертя в руках безделушки на базаре, острый охотничий слух ловит упоминание о напастях самой Агры. Чуть наклоненная в сторону голова, сверкнувшая жемчужная серьга, задевшая высокий воротник, вздох ветра, донесший четкий голос — и Гильерме узнает, что в его родных землях активны собумы. Не самая приятная тварь, с которыми приходится работать сильдам. Хотя… есть ли в их работе что-то приятное?
[indent]  Очарование шумного Ин-Аменаса отходит на второй план. Де Борха больше не торгуется за пару яблок с торговкой, а будто бы невзначай расспрашивает в таверне о происшествиях, соизмеряет услышанное, задумчиво касается пальцами навершия камы, закрепленной за поясом. Гиль хочет посоветоваться с Гретхен, стоит ли впутываться в новую авантюру. Как сильду — само собой. Но ему ранее лично не доводилось иметь дело с собумами, лишь в книгах и рассказах наставницы. Ошибки и самонадеянность могут дорого стоить. Опять же боги решают за него — в срочном порядке собирается Совет, куда помимо всего прочего зовут и златооких, до кого рука дотянулась. Рука же Гильерме тянется до Гретхен, которую он берет с собой.
[indent]  Переступая через порог зала, весь осторожен и напряжен, как натянутая струна домры. Держится в стороне от остальных, чувствуя себя не очень уютно в обществе высоких чинов. Темным взглядом оглядывается вокруг, чуть склоняет голову в молчаливом приветственном жесте, когда встречается глазами с Гретой, кивает Аалии, щурится на джалесарского советника, не понимая и не принимая его позицию. Есть большое желание вмешаться и на равных вступить в спор, но приходится сдерживаться — не такой уж и плохой из него охотник на монстров, да не той величины и опыта.
[indent]  Легкая рябь первой прошла по воде в стакане, который стоял перед сильдом. Его пальцы, перестукивающие веером по столу, замерли в воздухе, а взгляд застыл. Дрожь нарастала и уже передавалась всему. Гильерме вскочил со своего места, не глядя рукой оттеснив Гретхен к стене, а сам выглянул в окно. Город готовился к празднику, но едва ли происходящее было частью торжества.
[indent]  Он оборачивается к собравшимся, слыша громкие звуки и понимая, что самые важные события происходят в зале, в котором так много народу. Он не спускает глаз с ближайшей к нему твари, рука сама тянется к кинжалу, достает его и держит иглистым лезвием вниз, готовая в любой момент для размаха и удара.
[indent]  — Гретхен? — ему некогда искать ее взглядом, но нужно удостовериться, что она рядом.

♫ Lana Del Rey ● Summertime Sadness
i don my red surcoat tonight
dancing in the dark in the pale moonlight
how my heart’s afire! i feel it everywhere     
naught can daunt me anymore 
oh, by Kel! i feel it in the air
‘tis but summertide       
summertide sorrow... 

[indent] Массивный деревянный гриф ложится в ладонь ласково, словно лебёдушка, покорно склонившая свою длинную нежную шейку.
[indent] О чем ты споёшь мне сегодня, милая лютня?
[indent] О любви иль о разлуке?
[indent] О воинской доблести на окровавленных полях сражений или о вечерней зарнице над нивой зардевшейся алым закатным цветом ржи?
[indent] Быть может, о прекраснейшей из дев, задремавшей в алькове, и юном паже с лукавой улыбкой? Он украдет сонный румянец с лица принцессы и спрячет в медной шкатулке. Безлунной ночью отнесет он шкатулку к берегу жемчужного моря и выменяет у русалки на три золотых стрелы. Одной пронзит сердце обманутой им ундины, второй - голову старого короля, а третьей...
[indent] Лютня отзывается на каждое прикосновение барда, как хорошо знакомая возлюбленная. Пальцы умело перебирают парные струны. Оставляют нежные щепки́, и те трепещут, нараспев изливаясь хором мягких голосов. Кокетливо трепещут и длинные ресницы очаровательных дев. Воздушные полы их платьев волнуются в тон заискивающей флейты и шелестят, походя на порывистые взмахи крыльев пойманных в сети голубок. Умелые и не очень птицеловы ведут в танце, довольствуясь чинными прикосновениями рук и взглядов в искусном кружеве танцевальных фигур. Кому-то сегодня подарят первый смущенный румянец. Кто-то обязательно захочет его украсть. А кому-то покажется мало одной лишь застенчивой улыбки. Рано или поздно музыка стихнет, и птичка упорхнет, словно ее и не было. Останется лишь гадать, чье сердце на самом деле вероломно изловили?
[indent] Чье-то же похищено давным-давно. Взгляд позабывшегося в своей песне-сказке Люциана, блуждающий по лицам танцующих, задержится на принце и его супруге. Став на короткий миг свидетелем блеска глаз и тепла улыбок, которые Кайрон и Майрин дарят друг другу, Борегар почувствует смущение и трепет, словно только что он подслушал чей-то сокровенный разговор. Стремящийся к неподдельным чувствам и искренним эмоциям бард затянет последний куплет с новой силой.
[indent] Несколько минут его лиричной баллады помогут тревожной душе позабыть о причине бессонных ночей или же пролить по холодным щекам горячие слезы горестных воспоминаний. Глупая его песенка рассмешит сурового рыцаря, а высокопарная ода растопит искушенное себялюбивое сердце.
[indent] Это ли не магия, которой одарил нас плутоватый Кечуал? Зачем музыке источники силы, когда она сама её вдохновенное воплощение?
[indent] Она неприхотлива, но словоохотлива. Не требовательна, но жадная до внимания. Она любит отдавать, не требуя ничего взамен. Но ты ничего не получишь от нее, если не отдашь всего себя полностью. О, великая Кель! - душа хочет петь, видя то, как ты рождаешь новую жизнь. О, всемогущая Мора! - пусть же птицы споют по мне свою траурную трель, кружась над могилой.
[indent] Память барда избирательна. Люциан помнил сотни песен, но затягивая очередную из них на дворцовых подмостках перед своей высокородной публикой почти забывал, как когда-то именно Эйсгарт порвал десятки струн из его сердечных жил.
[indent] Мелодия эхом разносится под высокими каменными сводами, и на короткий миг становится почти неважно, какие разговоры ведутся в кулуарах дворцовых стен, как и то, зачем на самом деле Люциан прибыл ко двору.
[indent] Он завершит песню с надрывом, и звон затихающей струны унесется ввысь маленькой ласточкой. Когда будет выдержана драматичная пауза, Борегар одарит зал низким поклоном покорного слуги, учтивым и благодарным - других музыкантов. Самого себя он проводит со сцены широкой улыбкой от того, как наполнившая тело одухотворенность покалывает огрубевшие от постоянной игры на лютне подушечки пальцев. Одухотворенность, которую без ложной скромности может испытывать только один из лучших бардов, когда-либо звучавших в срединных землях, даже если сами земли об этом не догадываются.

[indent] - Миледи, - в поисках бокала вина, дабы просушить уставшее горло, Люциан встретит Майрин. Бард поклонится ей с искренним благодушием. Не смотря на большой опыт мытарств в прошлом, Борегару, если подумать, не так часто приходилось скрывать свое происхождение. Во дворце же следовало постоянно быть настороже. И компания посвященного человека позволяла немного разделить это весьма щепетильное бремя.
[indent] - Смею заметить, его высочество прекрасно танцует, - терпкое вино приятно щиплет язык. На таких мероприятиях без вина, как и музыки, не обойтись. Еще один прекрасный инструмент раскрепощения, за счет которого Люциан надеялся стать сегодня свидетелем нескольких интересных и возможно полезных бесед. Вино, как и музыка, может развязать язык даже особенно неразговорчивым. Правда сам Люциан таким недугом никогда не страдал.
[indent] -  Кажется, до сих пор меня неплохо принимают. Хотя, признаться, я переживал, что местные музыкальные вкусы не готовы к экспериментам. Давно пора разбавить дворцовый репертуар свежим звучанием... Не поймите меня превратно, но все эти прославления королей и принцев, религиозные песнопения - о, святые! Это же ужасно скучно!

— вы не взяли с собой служанку, миледи?

золотой венец кос хозяйки одейрковской крепости искрится спелой пшеницей под безликим мартовским солнцем. ирса фон хейденстам сходит к ней заплутавшей в лесах ундиной, очарованной и пленённой. место ирсы фон хейденстам — на изжелтевших страницах, под затейливым инициалом у рубрик, в пурпуре и лазури чернил — не здесь, у частокола ворот, по левую от барона руку. астрид может нарисовать её ускользающий образ в трепете свечей рингенвальдского замка — рассыпающей в жемчуг смех, плывущей по тонкой струне лангспила. видит в красных волнах на шпалерах — белую даму в вуали печали. ирса фон хейденстам не даёт ни единого повода усомниться в радушии принимать дорогих гостей и тянется к астрид — поцелуи цветут на щеках изморозью.

барону фон хейденстаму астрид протягивает руку. жёсткая хватка дорогого дяди длится дольше, чем, может, диктуют приличия. кто посмеет оспорить его законную волю?

— если госпожа захочет, черсти поедет с ней, — мужественно объявляет служанка, заканчивая собирать астрид в путешествие. — на край света поеду, к морю сна, — и молчит, обкусывая пересохшие губы. — даже в замок алого барона поеду.

пока черсти завязывает сумы, руки у неё трясутся. астрид не может черсти винить — кто сам в здравом уме решится отправиться в недоброе место, где славных мужчин уводят в болота хульдры, а в залах царствует армия умерщвлённых зверей? где тёмная душа старого барона разводит костры у полей, выдвигаясь на поиски теней? черсти, конечно, не нужно с ней поезжать, убеждает астрид служанку, для неё там не будет ни работы, ни места. выдыхает черсти слишком уж шумно, слёзы с горох вытирать отказывается — как отпустить госпожу к злым людям?

— я ведь еду провожать братьев и отца, — баюкает её астрид, — черсти, не убивайтесь вы так. я же чародейка.

ирса послушно молчит, пока барон одейрка приветствует племянницу в волчьих мехах. астрид не отводит взгляда, забывает, как немеет рука. ни одно плетение не ослабит хватку барона фон хейденстама, пока он сам того не решит.

ирса подхватывает её, пока пышущий юностью мальчик уводит коня. сердце астрид сдавливает железный обруч, ему-то куда, ребёнку? плескаться в студёных озёрах и лакомиться парным молоком, а не...

— не переживайте нисколечко, мы выделим вам девицу. в наши дни хороших слуг не найти — в том году кухарка повадилась таскать серебро. когда прознал йорген... — по лицу ирсы тянут стебли лилий. астрид не нужно уточнять, что мог решить дядя. — дурно вспоминать былое! я так жду приезда вашей сестры! ах, мне о стольком хочется расспросить прелестную эльзу... говорят, ваш брат, милая сноха, левой рукой может уложить пятерых воинов!

речь ирсы журчит горным ручьём, и астрид с радостью ныряет в реку. внутри замка, наедине, ирса фон хейденстам расцветает и сбрасывает тоску — отсылает слуг, подзывает слуг, расставляет винные кубки, расстилает скатерть под пышный пирог из абрикосов. в обмотанном мраком угле таится медведь, и его печальный взгляд сковывает разум.

— я привезла вам подарок, — робко вспоминает астрид, пока ирса отчитывает неряшливого слугу. хозяйку охватывает такая радость, что астрид становится неловко. карликовую книжку с альстадскими балладами ирса мужественно принимает и с участливо-вежливым интересом рассматривает картинки. астрид рассыпается в извинениях — здесь столько историй о любви, пронизанной нежным шёлком, что, может, скромный подарок сможет развлечь вечера баронессы. расшитый нитью серебра и маруанским речным жемчугом пояс пробуждает в ирсе восторг, и пустая гостиная наполняется счастливым хохотом. ирса бросается примерять обновку. астрид неторопливо зашнуровывает завязки и решается на мнимый вопрос:

— дядя, кажется, очень доволен.

по окнам трещит не сошедший иней. за ставнями можно разглядеть внутренний двор — одейрк начинает напоминать хальбе. ворот не закрывают — каждый час прибывают воины, каждый час въезжают нагруженные телеги. серый мшистый камень не может защитить их от стука колёс, молотов и кузнецкого пара. одейрк бурлит чугунным котлом, и буря нарастает внутри астрид. скоро ли прибудут братья? что задержало их на пути? что, если...

— а, мужчины, — отмахивается ирса от тревог как от назойливых болотных мошек. — что нужно для счастья? вынуть меч, помахать кулаками, опустошить погреб и завалиться храпеть. нам, к счастью, не понять такого.

***

милосердное благородство ирсы окутывает астрид теплотой мёда с клюквой. не хватает эльзы; от астрид мало толку в разборах колец и платьев. эльза — лучший компаньон для громких сплетен и смотровых башен, откуда так хорошо наблюдать за приготовлениями к... ирса с небывалой добротой замечает усталость и, хитро прищурившись, открыто выдумывает не терпящие отлагательств дела. разрешает наведаться в библиотеку.

жизнь бурлит за пределами стен, но среди шкафов библиотеки астрид встречают гул тишины и ледянящий кости холод. крепость одейрка, наконец, встречает родную кровь как положено. жирный слой пыли на корешках, дурманящая сырость и паучье королевство кружев стягивают узел ностальгии в груди. она слышит звучный голос дедушки, чувствует, какое мягкое тепло источает его рука на плече. и обмануться не может — ничем пустоту не заполнить.

— вот это, может, тоже вам придётся по вкусу, — отрывается от стула астрид со скрипом двери. сердечная ирса! как пролетело время. уже пора спускаться к обеду? солнце ещё водит хоровод над флюгерами. но эта-то баллада точно приладится к сердцу хозяйке. — мне грустно, грустно, я слёзы лью, я знаю горькую участь мою... я мост для тебя расширить готов, срублю хоть десять тысяч стволов — чтоб крепость придать его быкам, хоть десять тысяч вирсон...

волчьи меха не золотятся полями пшена. астрид откладывает книгу и встаёт за кресло — будто оно может стать преградой-мостом, и водяной никого не пропустит.

— простите мою грубость, дядя. я приняла вас за баронессу.

почему все вокруг заключают со мной союз, договор ли - военный, брачный
отчего ты берёшь за руку, глядишь на свет
и рука моя так прозрачна

[indent]

он берет её руку в свою – невесома, как мотылек, прозрачна, как лёд ( прикосновением его сухих губ – так же холодна ); на просвет перламутр её рук – призрачный рассветный луч, что ласкает его по щеке. кожа тонка в тех местах, где его пальцы прошлись как наждак – стирают с бледной ладони пыльцу от умерших цветов, замирают на полукружье кольца, надетого на неё, как клеймо. она подходит к нему, не боясь; от золотистых волос веет робкой весной: свободой, розами и свежей травой, чем-то, что ожило и поёт;
[indent] но в конце этой зимы – не может быть так легко.

ирса шепчет, касаясь его колючего сердца своим ноготком :: когда у нас будет астрид? я уже так скучаю по ней.

[indent] - ты скучаешь по всем и всегда.

[indent]  [indent] ( а скучаешь ли ты? )

тугие нити теней ложатся на девичью руку и душат всю нежность в крепких тисках - йорген сжимает в хватке запястье, и стеклянные кости хрустят. корочкой копоти уже затвердела смоляная кровь на костяшках его огрубевшей руки; когда-то он был готов драться с лучшими воинами за один лишь её поцелуй, когда-то – он так красиво всем ( и сам себе ) об этом солгал.

йорген не держит в себе ни угрозу, ни жалость - у него ( для неё ) ничего больше нет; наверное, он ( от неё ) просто очень устал. отпускает ладонь её в вольный полет и вдруг слышит, как ветер свистит в его полой груди.

как хорошо, что он скоро уйдет от неё на войну ;;

ирса отходит так плавно, словно кружится в танце – под музыку, которой в её темнице не слышно давно; притворяется, будто черная боль сходит с неё чешуёй. платье её шелестит, будто зелень дубовой листвы, и ветер, бродящий вдоль стен, вдруг теплеет, прижимаясь к её спине, согревает поникшую стать, а его – обдает холодком. йорген тихо наблюдает за ней :: как волны её длинных кудрей пляшут у неё на плечах, как выцветает здесь юная жизнь – и не верит, что зима уже прошла. под её тонкой кожей чахнет слепое румяное солнце, и этому не пройти без следа. в этом замке мрачно и сыро, в этом замке – не зажигают свечей; цветок навсегда умирает, если сокрыть его в темноте.

ирса смотрит йоргену прямо в глаза, и он замечает, как быстро зеленца её ясных глаз помутнела под снежным покровом его фальшивой любви,
[indent] как быстро – она для него умерла.

[indent] - астрид вот-вот привезут. веди себя с ней прилично, ты надоедлива. запомни: она здесь не для того, чтобы тебя развлекать.

( она не для тебя, ирса – она для меня. )

[indent]

солнце, стекая со спин коней, в реках идёт ко дну
если не будет войны по мне, я развяжу войну

[indent]

мёртвое солнце одейрка затянуто вуалью чернеющих туч, сизый туман густой поволокой стелется по земле. там, куда он ступает, уже зреет трава новорожденной весны, там, куда он придет – они посеют лишь пепел и гнев.

йорген бредет сквозь шумный людской поток, изредка отвечая на немые поклоны кивком головы. их сапоги вязнут в размытой дождями грязи, сбруя их верных коней индевеет в пасмурном свете бледного дня, и их глаза горят так, словно они в последний раз оказались в живых. встревоженные, хмельные от предвкушения битв, они гудят, как улей в огне, и их смех дрожит на ветру.
йорген цепляет прищуром войско, идёт взором по головам, пересчитывая всех обреченных их богом войны на геройство и смерть; знает :: они умрут за него и за их графа и короля, они не вернутся, не исполнив свой долг – это и есть его честь.

чародеи – отдельно от всех, там, где выше всего до глубокого неба высится воинский стяг; как голуби, они встряхивают плечами в тени пристройки, не решаясь ступить туда, где жидким золотом вдруг проливается солнечный свет. они возносят к йоргену руки, и, пожимая их, он чувствует, как магия мерно пульсирует в крепкой руке. они смотрят на него точно так же – словно его глаза так же черны, как её.

у былой баронессы, стоящей недвижимой тенью у парапета балкона – седой взгляд вдовы; разучившись кричать и выть от тоски, зализав старые раны и смирившись с сыновьей тяжелой рукой, мать научилась давать поручения духам своей темноты и шептать, как змея.

она рада, что он скоро уйдет от неё на войну ;;

[indent]

рушатся царства, ржавчина ест железо, время течёт сквозь горло ко дну часов
будет ещё однажды тебе полезным
сердце за дверью, запертой на засов

[indent]

холод роится в груди, обтачивая острые клинья его черных ребер своими клыками, и родовая язва вместо сердца протяжно скулит; он не был здесь слишком давно, слишком давно – не напоминал себе об отце. дверь библиотеки - впервые за вечность - раскрыта, и йорген знает, что там его ждет :: чужие призраки, чужие герои, чужие легенды, чужие сны.
[indent] песни, которых о нём не поют.

( мне грустно, грустно, я слёзы лью, я знаю горькую участь мою... )

он упирается в стену плечом, шипы кусают ладонь, как игла – голубая силькеборгская роза в его руке лежит хуже, чем омытый кровью клинок ( но всё же – лежит ).
он слушает, как разливается голос астрид, смывая всё, что оказалось обречено. песнь гонит прочь вороньё, что гнездилось и клевало его изнутри, и йорген чувствует, как неестественен этот излом – губы улыбаются ей, а он думал, что давно забыл как.

[indent] - нет-нет, продолжай.

глухая просьба едва стирает улыбку, шелестит в тишине. он подходит чуть ближе, не огибая стол, и опускает розу на самую большую из раскрытых книг - маленький дар, подношение, которое мог бы принять любой бог, но не она.

[indent] - подарок от ирсы. ей понравилось то, что ты привезла для неё, - йорген садится на ближайший к двери стул, преграждая ей путь, сжимает пальцы рук в крепкий замок, как в кулак. – сегодня она больше нас не потревожит.

он чует, как неминуемо осознание подбирается к ним :: как нелепо смотрится хрупкость астрид в бесприютности его крепостных стен, и как она погибнет, если замрет в темноте и заглянет их общему призраку в битое зеркало глаз. глупая пташка; волчьи клыки так остры, когда черным затмением мир погребает война.

[indent] - спой что-нибудь торжественное. что-то, что пел тебе мой отец.