Если бы Инсин мог показать, насколько он зол, у него бы из ушей и ноздрей дым повалил — так на картинках рисуют разъярённых при виде красной тряпки быков. И, хотя позориться, выдавая бессильную ярость перед Цзинь Юанем, протестовало всё его нутро — ему не удалось сдержаться. Кровь ударила в голову, и в такие минуты он совершенно переставал думать. «Хотя разве он в принципе задумывается о своих поступках и их последствиях?» — саркастично поинтересовались бы некоторые, кого выходки Инсина уже успели довести до белого каления и непонимания, как он до своих лет сумел дожить.
— Ну ты и неуч! — наконец выдохнул Инсин, решив начать именно с этого. Кажется, ему удалось найти ошибку в словах этого самоуверенного негодяя. – Или просто дурак? Тебя слишком часто по голове на тренировках били? Для мышечной массы нужно есть мясо, рыбу и овощи. Сладкое – это не мышечная, а жировая масса! И что означают твои слова?! Ты что, не уважаешь Верховного Старейшину?! — по искреннему трепету в его голосе легко можно было заключить, что Инсин не просто уважает Дань Фэна, а боготворит его. Даже дети, отрицающие все авторитеты, те, кто всегда себе на уме и поступает как захочет, порой выбирают какого-то кумира, идеал, на который смотрят широко распахнутыми глазами, тянутся к нему, стремятся соответствовать.
То, что Дань Фэн, как выяснилось опытным путём, оказался единственным, кому всегда удавалось его остановить, успокоить, даже воззвать к совести, в существовании которой все остальные вполне закономерно, учитывая поведение мальчишки, сомневались, успели уже уяснить буквально все, кто хоть немного знал Инсина. Такое трудно не заметить, особенно на контрасте с тем, как он общался со всеми остальными.
Он бегом бросился вперёд и не только догнал, но и обогнал Цзинь Юаня, повернувшись спиной вперёд и шагая задом.
— Такое оскорбление можно смыть только кровью. Сразись со мной! Если победишь, я соглашусь, что на сегодня ты главный. Если нет, то главным буду я, а ты сделаешь всё, что я захочу. А ещё ты скажешь, что... ай! Уаааа!
Увлёкшись, он не заметил, что подошёл к краю лестницы — и, оступившись, скатился кубарем по ступенькам. Когда мир перестал кружиться, а голова раскалываться — пятая точка, которой он здорово ушибся, болеть не перестала, — Инсин злобно уставился на Цзинь Юаня снизу вверх. Буквально снизу вверх, учитывая разделявшее их теперь расстояние. Так, словно именно тот был виноват в его падении и всех остальных бедах, от простуды до гибели родной планеты.
— Больно! — пожаловался он. — Какой же ты старший после этого!
Инсин не вставал на ноги, морщась и потирая основание спины, всем рассерженным и одновременно несчастным видом давая понять, что травмирован. Оставалось непонятно, правда ли дело обстояло так, или же он мастерски правдоподобно симулировал, чтобы уязвить Цзинь Юаня и заставить того поухаживать за ним, ведь иначе все решат, будто он плохо исполняет обязанности и позволил ребёнку так ужасно упасть. Или... учитывая, в каком настроении они шли по улице, и напряжённость их отношений вполне могла быть заметна даже прохожим со стороны, некоторые предположили бы, что Цзинь Юань его столкнул, подросткам же свойственно мелкое рукоприкладство в конфликтах. Может, такого результата и не хотел, но что-то не рассчитал, и более хрупкий ребёнок сорвался вниз.
На самом-то деле это и впрямь было опасно — так и шею свернуть недолго. И, хотя медицина Лофу заслуживала всяческих похвал, Инсин рисковал сломать себе что-то надолго и на месяцы лишиться возможности продолжать обучение и работу в кузнице. Там и полностью-то здоровые не всегда справлялись.